Андрей Посняков - Царьград. Гексалогия

Зевгарий щелкнул пальцами, и на зов тут же прибежал какой‑то чернявый мальчишка – то ли турок, то ли грек, то ли черт разберет кто. Заулыбался – рот до ушей – воспросил с поклоном, что, мол, угодно уважаемым господам?

Уважаемым господам было угодно жаренной на вертеле рыбы, политой овощным соусом, а также – маринованые оливки, козий и овечий сыр, латук, жареные птичьи мозги, фрикадельки в оливковом масле, острый кебаб, лепешки, лук, чеснок, специи… ну и, конечно, две больших кружки вина – естественно, только для начала.

– За твое здоровье, – Алексей с улыбкою отхлебнул. – Вижу, ты тут неплохо пристроился.

– Да как сказать, – усмехнулся Зевка. – Занимаюсь все тем же, чем и раньше.

– Я уже понял.

– Только хуже стало.

– Ну надо же? – при таких словах протопроедр даже почувствовал некую уязвленность, ишь ты – хуже! – Что же, султанский сыск лучше работает, так выходит?

Зевгарий помотал головой:

– Нет, тут дело не в сыске. Тут в другом дело… Понимаешь, люди стали другие.

Алексей на миг отвлекся на недалекую драку. Ухмыльнулся:

– А по мне – так все те же.

– Это так кажется. Хуже стало, заметно. Раньше все как бы были одинаковы… а сейчас – турки. Кто под ними – базилевсом себя мнит, ну а все остальные так, пыль.

– Ну‑ну, – похмыкал протопроедр. – Из знакомых кого видал?

– Из вашего секрета – никого… Их ведь ищут, да и погибло много. А, вот еще, Гротаса недавно казнили, видать, выдал кто‑то.

– Казнили? Гротаса? – У Алексея пересохло во рту. – Вот черт! Жаль старика. Жаль..

– Старик Филимон – честный человек был, – поддержал Зевка. – Хоть и зла многим причинил немало.

– Многим злодеям, ты хотел сказать…

– Пусть так. Чего уж теперь?

– Выпьем, помянем старика.

– Помянем.

Бывший агент – да, теперь уже бывший – снова подозвал служку, заказал еще вина.

– Вино‑то Коран запрещает, – усмехнулся протопроедр. – Но, вижу, продают еще…

– Да продают… Турки сами хлещут, как кони. Правда, поговаривают, все это запретят скоро. Ну, вот так, в открытую. Одни тайные притоны останутся… Да ты не переживай, господин! Найдем, где выпить! Сам‑то как?

– По‑разному, – уклончиво отозвался Алексей. – Из известных деятелей приподнялся кто? – он и сам не заметил, как перешел на жаргон.

Собеседник хмыкнул:

– Да хватает… деятелей. Тот же Нотара, бывший дука… Что раньше нехилую власть имел, что сейчас. Однако поговаривают – пятки султану лижет.

– Так понятно… Предатель! Ишь ты, тиара ему не нравилась… вот и получил чалму! Посмотрим еще, как все выйдет. Значит, говоришь, тяжеловато живется?

– Кому как, господин, кому как… Еще забыл сказать, помнишь, был такой монах… епископ даже… Схоларий…

– Помню, помню…

Еще б не помнить – сам же ему и подставил смазливого мальчика. Скомпрометировал – Схоларий тоже на турок ставил, точнее сказать, не на турок, а, как Нотара, против «латинян». Ну – на турок и вышло.

– Патриарх он теперь – отец Геннадий. Во всей православной церкви – главный. Султаном назначенный.

– Смотри ты! Н‑да‑а… – Алексей скорбно покачал головой. – Что и говорить – сволочи одни кругом! Слушай, Зевгарий… пекарню на Амастридах знаешь?

– Пекарню? А, маленькая такая?

– Да, небольшая.

– Вкусные там коржи пекут. А что у тебя за дело до этой пекарни, господин?

Алексей бросил по сторонам быстрый настороженный взгляд:

– Мне б туда проникнуть.

– Ничего проще!

– Нет, ты не понял… Устроиться, хотя бы на месяц… Да, месяца, всяко, должно хватить.

– Подумаем, – Зевка пригладил кудри.

– Вот‑вот… Узнай для начала, есть ли там свободные места… Лучше всего – ночного сторожа.

– Не думаю, что они его держат!

– Ах, не держат? – Молодой человек закусил губу – пришла вдруг в голову некая идея, не совсем, правда, хорошая, но… Но вполне могла прокатить, вполне.

Бывший агент выслушал предложение протопроедра бесстрастно… но потом ухмыльнулся вполне даже довольно и радостно. Уверил:

– Сделаем, господин! Вот этой вот ночкою все и сладим.

Тусклый серебристый месяц повис над куполом мечети Айя‑Софийе, меж минаретами холодно сверкали звезды. Ночь выдалась прохладной – дул легкий бриз, шевелил листья тополей и каштанов, в изобилии растущих по краям площади Амастрид. Было темно, насколько может быть темно ясною звездной ночью, мертвая тишина стояла над городом, некогда великой столицей великой, канувшей в Лету, империи… ныне – столицей империи другой, еще только набирающей свою злобную силу.