Андрей Посняков - Царьград. Гексалогия

В одной из деревень крестьяне с ужасом кивали головами – да, мол, есть такое болотце, там частенько пропадает скот и люди, верно – утаскивает леший или болотник.

– А точно – Черное болото называется?

– Да, точно!

– А никаких… гм… необычных предметов там нет?

– Необычных?! Господи! А ты‑то откуда знаешь?

– Ну, ну?!

– Там, на Черной болотине‑то, стоит дом болотника! Ну, того что в болоте живет да людей утаскивает.

– Да не может быть!

– Может! Антип, мужик наш, видал – ужас, говорит, какой страшный! Сам железный, синий весь, как небо. А впереди – глаза!

– Неужто, глаза?

– Вот те крест! Так Антип говорил. Страшные, большие – так и смотрят, так и смотрят… Насилу ушел, Антип – то, а на следующий месяц – помер.

– Так покажете мне болото?

– Как идти – скажем, а уж сами с тобой не пойдем, извиняй.

– Ну, спасибо, мужики и на этом.

Селяне не обманули, привели к самой гати – отсель, сказали, иди. А в воздухе пахло грозою, небо сделалось темным, а над дальним лесом уже вовсю полыхали зарницы. Гроза… Это хорошо, что гроза…

Лешка заметил трактор еще издали – вон он, родной, синеет! Все так же сидит в болотине по самые уши, понятно, вытаскивать некому. И даже не поржавел нисколько! Не чувствуя, как текут по щекам слезы, Лешка ухватился за ручку распахнутой дверцы и забрался в кабину. Господи! Как хорошо‑то!

И тут, над самой головой, громыхнул гром, и синяя молния ударила прямо в трактор! Свет померк в закатившихся глазах Лешки, и последнее, что он помнил, была Ксанфия. Она неслась в белой своей повозке по ночным улицам, залитым ярким электрическим светом, и попадавшиеся на пути светофоры подмигивали девушке желтым лукавым светом. Вот она, Ксанфия… Вот улицы… Светофоры… И вот – совсем ничего. Одна темнота… Темнота…

Лешка очнулся от солнца. Отражаясь от наружного зеркала, оно било в глаза, да так ярко! Юноша покрутил головой, выпрямился на сиденье. Где это он? Ага, в тракторе! Стоп… Гроза ж была! Как‑то она быстро кончилась… А вокруг все то же болото, чахлые кустики, гать. Чуть подольше – лес. Густой, темно‑зеленый… Господи!

Лешка вздрогнул. Что там за оранжевое пятно, у леса?

Выскочил из кабины, рванул, не обращая внимания на вязнувшие в болотной жиже ноги…

«ДТ‑75»! Гусеничник! Так, значит, пригнали? Приехали!

– Леха‑а‑а! – послышался в лесу чей‑то крик. – Лех‑а‑а‑а!

Юноша бросился было бежать на голос, но вдруг застыл. Он же вот… Ладно – грязный, но заросший, в чудной одежке, с саблей…

Саблю Лешка поспешно спрятал в кустах…

И тут к трактору выбежал Вовка. В тех же своих зеленых шортах. Живой!

– Вовка!!!

– Ой… Слышь, парень, ты Леху – практиканта не видел? А то его тут мужики давно ищут, приехали вот, вытаскивать, а его унесло в деревню. Обещал прийти.

– Обещал – придет, – поспешно отворачиваясь, буркнул Лешка. Все ж таки хорошо, что Вовка его не узнал. Сейчас быстренько домой – помыться, подстричься, переодеться, а уж потом…

Лешка обернулся. Вовка все еще смотрел на него:

– Так, если Леху увидишь, скажи, чтоб быстрее шел, ладно?

– Ладно. Скажу!

Юноша повернулся и зашагал прямо через кусты…

И вот нашел не то, что искал,

А искал не то, что хотел.

Андрей Макаревич

Ускоряя шаг, Лешка уже почти бежал, не обращая никакого внимания на липкий, застилающий глаза пот, на разбитую обувь – зеленого сафьяна сапожки – на рваный, с налипшим репейником и чертополохом, плащ, который юноша, подумав, без всякой жалости сбросил в кусты. Еще раньше припрятал и саблю – хорошая была сабля, турецкая, жаль такую терять, пригодится… Хотя, как пригодится‑то? Лешка посмеялся над собственными мыслями – ну зачем, зачем теперь сабля? Он же дома! Дома! Дома! А не в Константинополе, и не в жарких степях, и уж – упаси, Боже – не в рабстве у крымчаков! Переводя дух, юноша несколько замедлил шаг и посмотрел в небо, провожая долгим восторженно‑счастливым взглядом маленький серебряный самолетик, оставлявший после себя длинный инверсионный след, постепенно растворявшийся в летней небесной хмари. Да‑да – в хмари, во‑он, из‑за горизонта уже наползала туча… Как и тогда… Как и тогда…

Лешка покачал головой – а было ли все? Был ли тысяча четыреста сороковой год от Рождества Христова, был ли татарский отряд, крымское рабство, Константинополь… Ксанфия… Ксанфия…

Серые, с неким зеленоватым отливом глаза юноши вдруг затуманились. Ксанфия… Златовласая греческая красавица, приемная дочь знатного константинопольского вельможи Андроника Каллы… Ксанфия…