Алёна Половнева - Колледж Святого Джозефа

Остаток вечера он молчал. По возвращении в Лондон он соврал Олесе про срочную исследовательскую работу и накинулся на письма, как бездомный на суп.

Он изучал их почти три месяца. Олеся все время вертелась рядом и щебетала про свадьбу, пересказывала сплетни и прочие милые глупости. Общаться с ней не хотелось: после мутной глубины заваркинского нутра, которое он вкушал как дорогое, очень старое, терпкое и крепкое красное вино с древесными нотами, Олеся казалась ему лимонадом. Вкусным свеженьким лимонадом с листочками мяты. Он, безусловно, освежает и утоляет жажду, но не оставляет после себя никакого следа, вроде того восхитительно стыдного беспамятства – чувства, когда, проснувшись утром, не помнишь, что делал всю ночь.

Он не переставал задавать себе вопросы. Насколько велико было ее чувство к нему, если после всего того, что она пережила за тридцать лет своей жизни, она могла так же сиять при его появлении, как эта дурочка Олеся? Как у нее вообще хватало сил улыбаться? Как ей удавалось так нежно гладить его по затылку и спине, шептать на ухо глупости, так страстно заниматься любовью после того, как этот урод полосовал ее ножом от случая к случаю? Как смогла так хорошо заботиться о ребенке после жуткой жизни в детском доме? Как она вообще решилась завести ребенка?

Он понял, что имела в виду Зульфия, и ему вдруг стало нестерпимо стыдно. За то, что не воспринял всерьез ни слова из того разговора про «право по рождению», что подслушал однажды ночью. За то, что никогда не дарил ей подарков, хотя имел возможность завалить всю ее мансарду цветами и кольцами с бриллиантами. Ему было стыдно даже за собственное благополучие и за то, что все годы своей учебы пытался ее забыть.

Олеся стала казаться ему пустой куклой. Она не знала ничего! Она, как и Егор, не знала нищеты, никогда не была бита оголтелой гопотой и самым большим унижением в ее жизни было то, что она оступилась по пути за аттестатом на выпускном. Она абсолютно серьезно рассказывала ему об этом, краснея и чуть не плача, а Егор искренне ей сочувствовал. Теперь он бы не отказался посмотреть на нее, замерзающую и голодную, на неотапливаемом школьном чердаке, без родителей, без семьи, без денег, без каких-либо перспектив, без этого пресловутого «права по рождению», надеющуюся только на свой мозг и на брата-насильника. Егор почти возненавидел ни в чем не повинную Олесю, и через месяц объявил ей о разрыве отношений. Именно объявил: жестко, бескомпромиссно, не оставляя влюбленной девушке ни единого шанса возразить. Та плакала, недоумевала, обвиняла в измене. Егор не отрицал. Он действительно ей изменил.

Егор возненавидел бы и себя, если бы в его мозгу не звучал Асин голос «Я безумно люблю его». Он не находил себе места: вечерами он метался по своей комнате, как тигр в зоопарковой клетке, лишь иногда отрываясь на учебу, когда тянуть дальше не было никакой возможности. Он снова начал сочинять музыку. По кампусу прошел слушок, что он – героиновый наркоман.

Но у него был только один наркотик.

Ее слова.

Он перечитывал письма снова и снова, а потом еще и еще. Через месяц, когда он почувствовал, что сходит с ума – голос Заваркиной звучал прямо в его черепе – он начал писать. Он кидал письма в ящик madteaparty2013 по придуманной ею схеме: отправлял сам себе. Когда одно письмо падало во входящие, он принимался за следующее. Первые письма получались неуклюжими, но с каждым последующим у него получалось все лучше и лучше облекать свои чувства в слова. Он писал оставшиеся до выпускного месяцы.

Однажды утром его старания были вознаграждены: он обнаружил, что все письма в папке «Входящие» были помечены как прочитанные.

- Надеюсь, что это не ты, вездесущая Зульфия, - улыбнулся Егор.

- Ты ведь врешь? – спросил у него Кирилл, возвращая к реальности. Они остались наедине: девчонки отлучились в уборную. – Если бы у тебя была Олеся, то у тебя не было бы такого таинственного вида. Рассказывай, кого ты здесь поджидаешь?

Егор оторвался от созерцания пивной пены в своем стакане и хитро улыбнулся Кириллу.

- Не может быть! – он удивленно втянул в себя воздух, - она? Но как?

- Она мне позвонила, - с торжествующей улыбкой сказал Егор.

Егор отчетливо помнил каждое ее слово. Это был его выпускной. Лужайка была залита солнцем, он в четырехуголке и мантии, с дипломом магистерской степени и черными синяками под глазами, откликнулся на звонок с незнакомого номера.

- Поздравляю, - сказал хрипловатый голос в трубке.