Алёна Половнева - Хюльдра

Доктор отсоединил аппарат, и из Анфисиных легких вырвался воздух. Дальше он вынул из ее горла длинную трубку и выключил звук у тревожно запищавшего монитора, на который выводились параметры: пульс, сатурация крови кислородом и еще куча всего непонятного. После чего доктор скорбно кивнул и оставил семью Заваркиных с их умирающей матерью.

- Это ты виноват, - сказал вдруг Вася-младший, - это ты ее убил. Перерезал бы ей горло и дело с концом!

- Ты можешь хоть сейчас помолчать?! – взорвался его отец.

- Не могу! – Вася вдруг громко всхлипнул и заплакал, - я вообще не собираюсь сидеть тут и смотреть, как она умирает. Я должен что-то сделать!

С этими словами Вася вылетел вон из палаты и помчался с рыданиями по коридору. Вася-старший, на секунду замявшись, устремился за ним. Их никто не остановил: персонал знал, что сегодня кто-то отключает родственника от аппарата, а значит – возможна драма, в которую не следует вмешиваться.

Алиса по их уговору промолчала. Она смотрела только на свою сестру, из горла которой стали раздаваться страшные хрипы: ее легкие отказывались работать.

Анфиса Заваркина страшно исхудала: настолько, что даже она, бывшая больная булимией, не осталась бы довольна своей худобой, если вдруг очнулась бы. От нее остались лишь кости и натянутая на нее желтоватая сухая кожа. Волосы вновь были сострижены до сантиметрового ежика: так медсестрам легче было за ней ухаживать.

Склеры глаз пожелтели: Алиса убедилась в этом, приподняв запавшее веко. У Анфисы отказывала печень, за которыми должны были отключиться и другие органы. К тому же, война с пролежнями медленно, но верно подходила к концу, и Анфисино тело проигрывало. Алиса прекрасно понимала, почему брат, наконец, решился отключить свою жену от аппарата.

Алиса вдохнула, выдохнула и решительно достала из своей огромной сумки шприц с коричневой жидкостью. Она аккуратно ввела его сестре в вену, туда, где еще несколько часов назад красовался катетер, через который подавалось внутривенное питание и лекарства. Выдавив все до капли, Алиса, воровато оглядевшись, сунула шприц в свою сумку.

Изначально Алиса была против введения эликсира 26 человеку с разлагающейся печенью: наркотик мог повредить ее совсем, что повлекло бы за собой отказ, заражение крови и смерть.

- Нам нужно достучаться до почти мертвого мозга, - возразил маленький Вася, - риск того стоит. Печень можно пересадить, мозг – нет. Нам нужна ее ярость! Та, что стены прошибала! Помнишь?

Алиса согласилась. Как только яд потек по Анфисиным венам, она положила одну свою ладонь на ее лоб, а другую – на грудь.

- Помнишь, что у Крысы зажило все, кроме костей? – спросил ее Вася уже на пороге больницы, - здесь будет проще: ранения у нее зажили.

Насчет проще Алиса сомневалась, но возражать не стала.

- Когда начнешь, не думай! – велел Вася, - мы не знаем, что именно надо делать, поэтому доверься интуиции и смело действуй!

«Мысли – прочь! Пустота останься».

Алиса закрыла глаза и принялась напевать. Она отключилась от внешнего мира. В ее голове не было ни единой мысли. В душе она не оставила места сомнению. Она вообразила себя хюльдрой, созидающей силой, созданная самой природой и заключенной в человеческое тело.

«Так пусть же сила поделится надвое и займет два сосуда!».

Кожа под ее ладонями вспыхнула огнем. Алиса тихо вскрикнула, но рук не отняла и даже не открыла глаз. Она бросила напевать. Она почувствовала вдруг как через пальцы утекает ее жизнь, а на смену ей приходит нечто ужасное: тьма, пустота, гниение. Она усилием воли подавила панику.

Алисе стало трудно дышать. Она делала глубокие вдохи, но это не помогало: ее горло, бронхи, легкие словно сжались в маленький липкий комочек. Из ее груди вырывались хрипы, а кишки будто намотало на колючую проволоку.

Алиса почувствовала, как ее мышцы будто разом ослабли: шея больше не могла служить опорой для головы, позвоночник – удерживать тело прямо. Ее колени подогнулись, и Алиса упала на пол, оторвав ладони от тела своей сестры.

Она подняла глаза на монитор: показатели не изменились.

Всё, что она могла – это прочувствовать Анфисино тело, как свое: ее слабость, ее боль, ее тяжелое дыхание.

Не в силах больше сдерживаться, Алиса разрыдалась. Она с трудом поднялась на ноги и закинула сумку на плечо, решив больше здесь не оставаться. Она не вынесет горя своего племянника. Чувство вины за то, что не смогла помочь сестре и оправдать Васиных надежд, буквально пригибало ее к земле.