- Англичанина Его Святейшество, чего доброго, и отлучил бы! – хихикнул художник, взбираясь обратно на козлы, - Шотландцы привезли бойцов во Францию, и папа готов был плясать от радости. Так ты за благословением и только?
Томас прошёл вдоль стены, разглядывая старую поблёкшую роспись:
- За благословением и человечка найти.
- Ух ты! И кого же?
- Какого-то отца Калада.
- Отец Калад? – Джакомо покачал головой, - Отца Кале знаю, а отца Калада…
- Ты сам откуда? Из Италии?
- Милостью Божьей уроженец Корболы, славного венецианского города. – Джакомо спустился вниз, положил кисть, тряпкой стал вытирать пальцы, - Конечно же, из Италии! Разве по фрескам не видно? Ищешь художника – ищи итальянца! Ищешь мазилу-пачкуна, тогда обращайся к французам. Или к этим двум оболтусам!
Он кивнул на помощников:
- Итальянцы, да только в черепах у них навоз и руки растут неизвестно откуда, как у французов! – он замахнулся тряпкой, словно собирался швырнуть её в подмастерьев, но вдруг бухнулся на колени, и оба его соотечественника проделали то же самое.
Томас оглянулся, стянул шляпу и преклонил колени.
Папа римский входил в Салль-дез-Эрсе, сопровождаемый четырьмя кардиналами и толпой священников. Его Святейшество рассеянно поздоровался с художником и, задрав голову, осмотрел фрески.
Томас исподволь разглядывал наместника Бога на земле. Иннокентий VI, третий год занимавший папский престол, был глубоким старцем с жидкими волосиками и трясущимися руками. Он носил багряную мантию, отороченную белым мехом. Скособоченный, как если бы его спина была повреждена, папа подволакивал левую ногу, но голос имел звонкий и ясный.
- Отличная работа, сын мой. – улыбнулся он итальянцу, - Превосходная работа! Облака будто с неба сняты и перенесены на потолок!
- К вящей славе Господней. – пробормотал Джакомо, - К вящей славе матери-церкви.
- И твоей славе тоже, сын мой. – папа вскользь благословил подмастерьев, заметил Томаса, - Ты тоже художник, сын мой?
- Солдат, Ваше Святейшество.
- Откуда родом?
- Из Нормандии, Ваше Святейшество.
- А! – одобрительно кивнул Иннокентий, - Твоё имя, сын мой?
- Гильом д’Эвек, Ваше Святейшество.
Один из кардиналов, в красной рясе, туго перехваченной кушаком поперёк пухлого брюха, недобро покосился на фрески снизу вверх и принялся сверлить папу взглядом, явно имея претензии к художнику. Папа подчёркнуто игнорировал толстяка, продолжая расспрашивать Томаса:
- Ответь мне, сын мой, присягал ли ты на верность англичанам?
- Нет, Ваше Святейшество.
- В отличие от многих иных твоих земляков! Скорблю о Франции. Так много жертв… Пора, наконец, принести мир на её политые слезами и кровью просторы! Благословляю тебя, Гильом!
Он протянул ладонь, и Томас, подбежав, приложился к кольцу святого Петра, надетому поверх расшитой перчатки.
- Благословляю, - повторил Иннокентий, возлагая руку на макушку Томаса, - и молюсь за тебя.
- А я за вас, ваше Святейшество. – пробормотал Томас, соображая, отменяет папское благословение отлучение от церкви или нет. Почувствовав, что рука дрогнула, торопливо уточнил, - Молюсь, чтобы Господь даровал вам долгую жизнь, Ваше Святейшество.
- Я стар, сын мой. Мои лекари обещают, что у меня ещё много лет в запасе, но лекари всегда лгут, не так ли? – он скривил губы, - Отец Маршан уверяет, что его «калады» также пророчат мне долгую жизнь.
У Томаса перехватило дыхание. Боясь спугнуть удачу, он несмело переспросил:
- А что за «калады», Ваше Святейшество?
- Вещие птички, сын мой. Предсказывают будущее. – папа убрал с головы Томаса невесомую ладонь, - В дивную эпоху выпало нам жить, не находите, отец Маршан? Птицы прорицают грядущее… Чудеса, да и только.
Высокий священник поклонился наместнику святого Петра:
- Исходящая от вас благодать – вот истинное чудо, Ваше Святейшество!
- Пустое! – отмахнулся папа, - Истинные чудеса перед нами! Фрески! Они совершенны! Поздравляю тебя, сын мой!
Он потрепал Джакомо по плечу, а Томас украдкой изучал отца Маршана, смуглокожего, тонкокостного, с блестящими зелёными глазами. Тот почувствовал на себе взгляд, повернул голову, и Томас потупился. Мягкие туфли папы были расшиты изображениями ключей святого Петра.
Иннокентий, довольный скоростью, с которой продвигалась у итальянца роспись комнаты, благословил его и вышел. Свита последовала за папой, исключая тучного кардинала и зеленоглазого священника. Кардинал возложил на чело начавшего было подниматься Томаса мясистую длань и потребовал:
Читать дальше