Unknown - РОТА СТРЕЛКА ШАРПА

- Повтори-ка своё имя!

- Гильом д’Эвек, Ваше Высокопреосвященство.

- А я – кардинал Бессьер, кардинал-архиепископ Ливорно, папский легат при дворе короля Иоанна Французского, возлюбленнейшего из царственных чад Господа нашего на грешной земле. – кардинал выжидательно воззрился на Томаса.

- Благослови Господь Его Величество. – послушно поддакнул Томас.

- Слышал я, что некий Гильом д’Эвек распрощался с этим светом. – в голосе кардинала звучали опасные нотки.

- Мой двоюродный брат, Ваше Высокопреосвященство.

- Как он умер?

- Мор. – неопределённо ответил Томас.

Сэр Гильом д’Эвек был врагом Томаса, затем другом, а перед тем, как его прикончила чума, сражался с Хуктоном плечом к плечу.

- Он дрался на стороне англичан. – изрёк кардинал.

- Да, Ваше Высокопреосвященство, такой позор семье! Но я, по счастью, его плохо знал.

Кардинал убрал тяжёлую ладонь, И томас встал. Зеленоглазый внимательно озирал выцветшую старую роспись.

- Это ты рисовал? – повернулся он к Джакомо.

- Нет, отче. Это задолго до меня малевали. Француз какой-то, а то и бургундец. Его Святейшество желает, чтобы я её замазал, а поверх написал своё.

- Замазать – это правильно.

Тон священника привлёк внимание кардинала к поблёкшим фрескам. На его лице Томас читал сомнение в том, что назвавшийся д’Эвеком паломник – тот, за кого себя выдаёт, но роспись заставила прелата забыть на миг о подозрительном нормандце. На стене был изображён апостол Пётр с неизменными ключами в руке. Правой он подавал меч коленопреклонённому монаху. Дело происходило в засыпанном снегом поле, хотя вокруг монаха снег отсутствовал. Инок стоял на островке травы и тянулся к рукояти оружия с оглядкой на второго монаха, высунувшегося из-за приоткрытой ставни заснеженного домика.

- Кто этот нарисованный монах? – зло спросил кардинал у Джакомо.

- Понятия не имею, Ваше Высокопреосвященство.

Бессьер посмотрел на зеленоглазого, подняв бровь в немом вопросе. Тот ответил пожатием плеч.

- Почему эта мерзость до сих пор не замазана? – гневно осведомился кардинал у итальянца.

- Его Святейшество распорядился начать с потолка, Ваше Высокопреосвященство.

- Замажь немедля! Сейчас же! – Бессьер вспомнил о Томасе, - Зачем сюда пришёл?

- Получить благословение Его Святейшества, Ваше Высокопреосвященство.

Бессьер задумался, покосился на старую фреску:

- Замажь, Джакомо, слышишь? – у Томаса же спросил, - Остановился где?

- У церкви Сен-Бенузе, Ваше Высокопреосвященство.

Ночлег он вместе с Женевьевой, Хью и десятком парней нашёл на постоялом дворе за большим мостом, на порядочном отдалении от церкви Сен-Бенузе, а слукавил, потому что меньше всего на свете хотел, чтобы его местонахождение было известно кардиналу Бессьеру, брат которого по вине Хуктона отправился к праотцам. Узнай Бессьер, кто скрывается под личиной д’Эвека, и на площади перед папским дворцом уже вечером весело пылал бы костёр с Ле Батаром на столбе.

- Меня очень интересует положение в Нормандии, - объяснил кардинал, вглядываясь в физиономию Томаса, - После ноны ( «Молитва девятого часа» согласно так называемой «литургии часов». То есть, по современному исчислению времени – после трёх часов дня. Прим.пер. ) за тобой зайдёт отец Маршан.

- Непременно. – кивнул священник, и короткое слово прозвучало угрозой.

- Помочь Вашему Высокопреосвященству – величайшая честь для меня. – учтиво склонил голову Томас.

- Убери эту мерзость, Джакомо! – кардинал ткнул пальцем в сторону бледного изображения святого Петра и, подозвав зеленоглазого, удалился.

Художник испустил вздох облегчения, поднимаясь с колен. Томасу же заметил:

- Ты ему не пришёлся по нутру.

- А что, есть кто-то, кто бы ему по нутру пришёлся?

Джакомо хмыкнул и выругался по-итальянски на подмастерьев. Те бросились к ступе. Томасу художник объяснил:

- Раствор надо помешивать, а то штукатурка быстро застынет прямо в посудине. Ребятки – миланцы, а миланцы через одного – идиоты. Вот кардинал Бессьер – далеко не идиот. Я бы не хотел заполучить врага в его лице.

Томас уже заполучил Бессьера во враги, и спасло его лишь то, что кардинал ни разу не видел Хуктона и подумать не мог, что того занесёт нелёгкая в Авиньон. Джакомо, перебирая плошки с красками, продолжал:

- Бессьер метит в папы, а Иннокентий на ладан дышит. Со дня на день отольют новый перстень рыбака ( После смерти папы римского символ его власти - перстень уничтожается, а для нового папы отливается новый. Прим.пер. ).