Гомер - Одиссея

135 Струны и пение в доме, соседи и всякий идущий

Мимо по улице думать могли, что пируют здесь свадьбу.

Должно, чтоб в городе слух не прошел о великом убийстве

Всех женихов многославных до тех пор, пока не уйдем мы

За город на поле наше, в наш сад плодовитый; там можем

140 Всё на просторе устроить, на помощь призвав олимпийцев».

Кончил. Его повеление было исполнено скоро;

Чисто омывшись, оделись богато, как будто на праздник

Все; хоровод учредили рабыни; певец богоравный,

Цитру настроив глубокую, в них пробудил вожделенье

145 Сладостных песней и стройно-живой хороводныя пляски.

Дом весь от топанья ног их гремел и дрожал, и окружность

Вся оглашалася пением звучным рабов и служанок;

Всякой, по улице шедший, музыку и пение слыша,

Думал: «Решилась свою пировать напоследок царица

150 Свадьбу; неверная! Мужа, избранного сердцем, дождаться,

Дом многославный его сохраняя, она не хотела».

Так говорили они, о случившемся в доме не зная.

Тою порой, Одиссея в купальне омыв, Евринома

Тело его благовонным оливным елеем натерла.

155 Легкий надел он хитон и богатой облекся хламидой.

Дочь же великая Зевса его красотой озарила;

Станом возвысила, сделала тело полней и густыми

Кольцами кудри, как цвет гиацинта, ему закрутила.

Так, серебро облекая сияющим золотом, мастер,

160 Девой Палладой и богом Гефестом наставленный в трудном

Деле своем, чудесами искусства людей изумляет;

Так Одиссея украсила дочь светлоокая Зевса.

Вышед из бани, лицом лучезарный, как бог, возвратился

Он в пировую палату и сел на оставленном стуле

165 Против супруги; глаза на нее устремив, он сказал ей:

«Ты, непонятная! Боги, владыки Олимпа, не женским

Нежноуступчивым сердцем, но жестким тебя одарили;

В свете жены не найдется, способной с такою нелаской,

Так недоверчиво встретить супруга, который, по многих

170 Бедствиях, к ней через двадцать отсутствия лет возвратился.

Слушай же, друг Евриклея; постель приготовь одному мне;

Лягу один я — когда в ней такое железное сердце».

Но Одиссею разумная так отвечала царица:

«Ты, непонятный! Не думай, чтоб я величалась, гордилась

175 Или в чрезмерном была изумлении. Живо я помню

Образ, какой ты имел, в корабле покидая Итаку.

Если ж того он желает, ему, Евриклея, постелю

Ты приготовь; но не в спальне, построенной им; а в другую

Горницу выставь большую кровать, на нее положивши

180 Мягких овчин, на овчины же полость с широким покровом.

Так говорила она, испытанью подвергнуть желая

Мужа. С досадою он, обратясь к Пенелопе, воскликнул:

«Сердцу печальное слово теперь ты, царица, сказала;

Кто же из спальни ту вынес кровать? Человеку своею

185 Силою сделать того невозможно без помощи свыше;

Богу, конечно, легко передвинуть ее на другое

Место, но между людьми и сильнейший, хотя б и рычаг он

Взял, не шатнул бы ее; заключалася тайна в устройстве

Этой кровати. И я, не иной кто, своими руками

190 Сделал ее. На дворе находилась маслина с темной

Сению, пышногустая, с большую колонну в объеме;

Маслину ту окружил я стенами из тесаных, плотно

Сложенных камней; и, свод на стенах утвердивши высокий,

Двери двустворные сбил из досок и на петли навесил;

195 После у маслины ветви обсек и поблизости к корню

Ствол отрубил топором, а отрубок у корня, отвсюду

Острою медью его по снуру обтесав, основаньем

Сделал кровати, его пробуравил, и скобелью брусья

Выгладил, в раму связал и к отрубку приладил, богато

200 Золотом их, серебром и слоновою костью украсив;

Раму ж ремнями из кожи воловьей, обшив их пурпурной

Тканью, стянул. Таковы все приметы кровати. Цела ли

Эта кровать и на прежнем ли месте, не знаю; быть может,

Сняли ее, подпилив в основании масличный корень».

205 Так он сказал. У нее задрожали колена и сердце.

Признаки все Одиссеевы ей он исчислил; заплакав

Взрыд, поднялась Пенелопа и кинулась быстро на шею

Мужу и, милую голову нежно целуя, сказала:

«О, не сердись на меня, Одиссей! Меж людьми ты всегда был

210 Самый разумный и добрый. На скорбь осудили нас боги;

Было богам неугодно, чтоб сладкую молодость нашу

Вместе вкусив, мы спокойно дошли до порога веселой

Старости. Друг, не сердись на меня и не делай упреков

Мне, что не тотчас, при виде твоем, я к тебе приласкалась;

215 Милое сердце мое, Одиссей, повергала в великий