- Где они? – не выдержал какой-то рядовой.
- Скоро увидишь. – ответил ему товарищ.
Посередине батальонных шеренг ветер трепал яркие на фоне тусклого неба полковые знамёна.
Откуда-то справа донеслась ружейная пальба. Бухнула пушка, резко и неожиданно. Послышался рёв сотен глоток, и над мокрым грунтом с правого фланга пополз пороховой дым, но в поле зрения нью-йоркцев враг пока не появлялся. Ударило второе орудие, выбросив дымный язык метров тридцати длиной. Шрапнельный снаряд разорвался в воздухе позади нью-йоркцев. Очевидно, у южан действовала на этом участке целая батарея полевых орудий. Одного из нью-йоркцев вывернуло кофе и галетами на траву.
- Тебе полегчает, когда ребы заявятся. – похлопал его по плечу сержант.
Из-за деревьев выскочил ещё один олень, прыснул к северу подальше от дыма и шума, застыл на миг и, развернувшись, промчался перед засекой. Среди сосен обозначились силуэты, блеснуло оружие, и мелькнули знамёна.
- Товсь! Целься! – крикнул полковник нью-йоркцев, и семь сотен прикладов легли к семи сотням плечей.
Застрельщики уже открыли огонь, и ветер потянул облачка дыма к северу.
- Ждать! Ждать! – распорядился сержант.
Лейтенант срубил саблей сорняк. Сглотнуть не получалось, в горле было сухо. Неделю его мучил запор, а сейчас, как назло, прослабило.
- Спокойнее! Ждём! – повторял сержант.
Во все глаза таращились нью-йоркцы на врага, о котором столько читали, столько шутили, столько говорили. Врага, обряженного в рваные коричневые и серые мундиры. Врага, редкой цепочкой приближающегося от зубчатой стены сосен.
- Пли! – взмахнул саблей полковник.
Засечная черта утонула в клубах дыма.
- Пли! – скомандовал капитан-артиллерист, и пушки плюнули картечью.
Расчёты засуетились, баня стволы и перезаряжая орудия.
- Остановите их, парни! Удержите! – воодушевлял нью-йоркцев полковой священник, потрясая револьвером и Библией, - Пошлите их души к Создателю! Прикончите подонков! Во имя Господа, цельтесь ниже!
- Пли!
И жестяные короба картечных зарядов рвались у дельного среза, швыряя в противника рои пуль. Мятежников опрокидывало наземь; лужи, оставленные ночной грозой, окрашивались свежей кровью. Стальные шомполы лязгали в стволах винтовок. Дым первого залпа подрассеялся, и нью-йоркцы могли видеть, что враг по-прежнему наступает, только теперь южане разбились на малочисленные группки. Они замирали на миг, стреляли и вновь двигались вперёд. При этом конфедераты издавали жуткий улюлюкающий вой – знаменитый «боевой клич ребов».
- Пли! – крикнул сержант нью-йоркцев, и заметил мелькнувший в дыму залпа шомпол, забытый кем-то в стволе.
Пули южан щёлкали по брёвнам засеки и жужжали над макушками солдат-федералов. Дым густо затянул поле боя, похожий на рваную полупрозрачную штору, за которой виднелись смутные тени вражеских солдат, озаряемые вспышками выстрелов. У залитых водой стрелковых ячеек отступивших застрельщиков северян сменили застрельщики конфедератов.
Пушки били по врагу, и жестокая отдача глубоко вбивала хвостовики лафетов в мокрую почву. Оборудовать артиллерийские гнёзда по всем правилам, с твёрдым настилом, не успели, только насыпали земляные брустверы, из-за которых пушки сейчас извергали смертоносную картечь. В каждый из двенадцатифунтовиков забивали сразу два заряда поверх килограммового мешка с порохом, так что выстрел метал во врага разом пятьдесят четыре пули, переложенные мгновенно выгорающими опилками. Четырёхсантиметровые пули с треском врезались в стволы сосен за спиной южан, взбивали в лужах фонтанчики грязи и рвали человеческие тела. Каждый выстрел отбрасывал пушки всё дальше назад, вгоняя хвостовики всё глубже в грунт, а у артиллеристов не хватало ни времени, ни сил на то, чтобы извлекать тяжеленные махины из липкой слякоти. Казённики опускались из-за вязнущих в земле хвостовиков, и наводку приходилось корректировать, но пока артиллерия с возложенной на неё задачей справлялась, сдерживая натиск южан. Дикий, нечеловеческий клич «ребов» захлебнулся.
- Вы показали им, где раки зимуют! Вы побили их! – ликующе вскричал полковник нью-йоркцев, привстав на стременах, - Вы – храбрецы! Горжусь вами!
Пуля пробила ему горло над впадинкой выше ключиц, и полковник захрипел, дёргая шеей, как человек, которому давит слишком тугой воротник. Вместо слов изо рта вылетели брызги слюны с кровью. Полковника повело в седле назад. Выпавшая из руки сабля воткнулась в грунт.
Читать дальше