душе каждого постоянно будут рождаться страх, ненависть, самоуничтожение и разрушение.
Россия всем миром должна бороться за нравственность, за соблюдение заповедей. Без
соблюдения заповедей вера в Бога невозможна, она превращается в имитацию. Стремление к
спасению души, поддерживаемое православием, не раз помогало России в предсмертные
минуты создавать новое будущее и менять ход истории. Так было во время Великой
Отечественной войны, так было в период Октябрьской революции, так было во время войны
1812 года.
Новое будущее, созданное большевиками, было куцым и ущербным. Но оно — было,
потому что исходило из основных христианских понятий: любовь, сострадание, единство.
Почему же большевики отказались от веры в Бога? Потому что языческие тенденции в
православии основательно заглушили христианство.
Я оглядываю собор, возле которого остановил машину. По-прежнему странное
ощущение. Обычно католические соборы отличаются стройностью, прямолинейностью и
определенной жесткостью форм. А здесь я вижу совершенно обратную картину. Ощущение, что
собор вываляли в грязи. Как будто он неумелыми руками слеплен из глины. В боковых куполах,
устремившихся к небу, зияют какие-то диковинные дыры. Вообще-то появляется ощущение
полного и абсолютного краха веры в Бога. Или смертного приговора католичеству. Я не знаю,
как это назвать. Но это не собор, помогающий человеку устремиться к Богу. Это воплощение
катастрофы религиозного мировоззрения, произошедшей на Западе.
Я выхожу из машины, прикрываю дверь и с .любопытством оглядываюсь по сторонам.
Туристы вокруг суетятся, улыбаются и фотографируют. «Гауди, несомненно, был пророком», —
думаю я. То, что он построил, — это могила нынешней цивилизации . Он все это чувствовал, это
было в нем. А теперь туристы улыбаются, жуют, фотографируют, не подозревая о том, что видят
свое будущее. Могила, правда, не закончена. Но, судя по башенным кранам, началось ее
активное завершение.
«Интересно, — думаю я, — наверное, пророчество Гауди в виде этого собора сбудется в
тот самый момент, когда его строительство будет завершено». Тогда будущее человечества
обнулится, то есть исчезнет. У отдельно взятого человека исчезновение будущего приводит к
резкому падению иммунитета практически до нуля. Что происходит дальше, я думаю, описывать
не стоит. В масштабе всего человечества это может выглядеть и как ядерная война, и как новые
эпидемии, которые невозможно остановить, и как планетарные катаклизмы. Мы ведь — часть
Земли, и наше неблагополучие сказывается на ней.
Я критически осматриваю огромное здание. Для его завершения может потребоваться от
двух до семи лет. Чем быстрее будет нарастать программа самоликвидации у человечества, тем
быстрее будет достраиваться этот собор. Я медленно направляюсь к главному фасаду и
неожиданно слышу русскую речь. Экскурсовод рассказывает небольшой группе туристов о
жизни и смерти Антонио Гауди.
— С детства у него были проблемы с суставами, — сообщает он.
«Так, — мысленно включаю я анализ, — значит, точка опоры у него была уже не на
душе, не на сознании, а на уровнетела. Дальше — распад. Вероятно, приближение смерти он
59
чувствовал подсознательно ».
Глядя на собор, я пытаюсь взять информацию о его создателе. Я сейчас диагностирую
собор, как пациента, который пришел ко мне на прием. Итак, начинаем с подсознательной
агрессии. Она у собора в 13 раз выше смертельной. Причина — тринадцатикратное уничтожение
будущего. Говоря простым языком, поклонение и зависимость от будущего в 13 раз выше
смертельного уровня. Эти поклонение и зависимость превратились в самоуничтожение. Идея
самоуничтожения закодирована в архитектурных формах собора.
Я смотрю, что происходит на тонком плане с человеком, который глядит на собор.
Оказывается, турист, восхищающийся этим сооружением, включает в своем подсознании
программу самоуничтожения. Если собор ему не нравится, этот процесс тормозится. Если же
человек убеждает себя, что это замечательно, это гениально, в этом случае программа
самоликвидации растворяется в нем стопроцентно.
«Скорее всего, у таких людей будут болеть и умирать дети», — думаю я. Ведь дети —
символ будущего
«Интересно, была ли семья у архитектора?» — думаю я. Судя по собору, он не мог иметь
детей или был гомосексуалистом. Судя по концентрации на будущем, у него должны были быть
Читать дальше