vika - o d01db937f6c1229d

состояние соответствовало состоянию общества? Является ли его смерть очередным приговором

России?

А ведь мое воспитание без Высоцкого невозможно себе представить. Меня не воспитали

верующим, я не верил в коммунистические лозунги, я видел бездушие советских чиновников, у

меня не было примера для подражания. По сути дела, единственным моим воспитателем был

Высоцкий. Он пел о любви и смерти, о дружбе и человеческом достоинстве. Он пел о том, что

обычный человек, даже преступник, имеет право на любовь и прощение. О том, что люди в

самом низу социальной лестницы могут любить так же, как знатные доярки, ученые и

чиновники. Он разрушал языческую кастовую систему, сложившуюся в Советском Союзе.

После Высоцкого появилось очень много блатных и полублатных шансонье, но никто из них не

пел о душе, о дружбе, о чести и достоинстве. На смену песням Высоцкого пришли идеи

воровства, грабежа, залихватского насилия.

Мне вдруг становится понятно, почему он пил, а потом перешел на наркотики.

Коммунистический импульс выдохся, причем выдохся достаточно быстро, за несколько

38

десятилетий. Фундаментом любого человеческого общества являются любовь и нравственность.

Стенами — сознание и наука. Крышей является тело и физические потребности. Сколько

цивилизаций пытались построить стены и крышу со слабым фундаментом или вообще без него.

Все заканчивалось обрушением.

«Оттепель», наступившая в Советском Союзе в начале 60-х, дала новую вспышку

энергии и новое будущее. Но участие души в этом процессе было весьма слабым, и опять вся

энергия пошла в сознание и тело. Снова советскому народу пообещали светлое будущее и всем

— по куску хлеба.

Как пророк, Высоцкий взял на себя боли и проблемы общества и народа. Но без любви и

веры поднять эту ношу было невозможно. Высоцкий чувствовал, как умирает его душа. Раньше

в подобном состоянии люди становились отшельниками: уходили в пустыню, унижая свое тело

и свое сознание. Они молились, отрешаясь от всего, и душа их оживала и восстанавливалась.

Высоцкий видел, как воспрянувшая после войны религия снова затягивается пленкой

честолюбия, корысти и коммерции. Многие его песни несут предчувствие апокалипсиса:

В кабаках — зеленый штоф,

Белые салфетки.

Рай для нищих и шутов,

Мне ж — как птице в клетке.

...Я — по полю вдоль реки!

Света — тьма, нет Бога!

А в чистом поле — васильки

И дальняя дорога.

Вдоль дороги — лес густой

С бабами-ягами,

А в конце дороги той —

Плаха с топорами.

Светское общество, наука, призывающие к удовольствиям и поклоняющиеся телу,

обречены. И тело, и сознание - - это две дороги к самоубийству. Религия перестала помогать

спасению души - это Высоцкий также чувствовал:

В церкви — смрад и полумрак,

Дьяки курят ладан...

Нет, и в церкви все не так,

Все не так, как надо!

...И ни церковь, и ни кабак —

Ничего не свято!

Нет, ребята, все не так!

Все не так, ребята...

Высоцкий понимал, что ни наука, ни религия пока не могут найти выхода из ситуации.

Пытаясь спасти свою душу, поэт избирает путь разрушения тела и сознания. Сначала это был

алкоголь, а потом в этот процесс включились наркотики. Чем сильнее остывала душа, тем

беспощаднее нужно было разрушать тело и сознание. Высоцкий знал и понимал, что это было

медленное самоубийство. Но душа для него была важнее жизни. В одной из своих песен он

пророчески заметил: «Мы не умрем мучительною жизнью — мы лучше верной смертью

оживем!»

Передо мной очередной горный поворот... Если бы не Высоцкий, я вряд ли поверил бы в

Бога. Те основы нравственности, которые я воспринял через его песни, спасли меня в трудные

минуты и открыли возможности для жертвенности, сострадания, единения. А без этого быть

верующим невозможно.

«А ведь динамика у России все-таки положительная», — думаю я. На протяжении

последних столетий на фоне потерь, страданий и революций, похоже, понемногу начинает

оттаивать и оживать душа. Наверное, рождаются и созревают новые поэты.

39

Интересно, какой будет их судьба?

ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ В РИМ

На циферблате часов — одиннадцать вечера. Мимо, сверкая фарами, проносятся

встречные машины. До Барселоны остается где-то полчаса. Пять минут назад я заправил машину,

и она, довольная, мчит меня к месту назначения.

«Любопытно, — думаю я, — во Франции, которую я недавно покинул, сначала