Пролог

Не успели колокола на Церкви Единого отбить четвертые склянки, как трактир "У трех повешенных" был забит под завязку. В нем собралось девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента личного состава Ночной Гильдии. Не явились считанные единицы, которые относились к одному из двух видов: вдрызг пьяные, или ушедшие в море за пределы прямой видимости, где они не могли видеть сигнала "Общий сбор", поднятого на одном из маяков. Все остальные явились, как миленькие, потому что с дисциплиной в "Союзе" было все в порядке.

Змей был краток:

– Подходите по одному и смотрите. – Гистас поднял портрет неизвестного над головой. – Этого человека надо найти. Нашедшим – сто золотых. Искать по двое. При обнаружении, один с докладом ко мне, второй остается следить. Все остальные оказывают полное содействие нашедшим – уплотняют слежку, предоставляют транспорт… короче – по обстоятельствам. Не интриговать. За попытку присвоить чужую находку накажу. Подходим. – Видя, что ошеломленный народ еще переваривает сказанное и не торопится рассматривать портрет, Змей, как бы между прочим прибавил: – У тех, кто раньше начнет – больше шансов. – И процесс сразу же пошел.

Двое телохранителей растянули платок, так что получилась настоящая картина, разве что без рамки, а Гистас пристроился рядом. Он внимательно наблюдал за своими сотрудниками, проходящими мимо. Они пристально всматривались в изображение мужчины, а он, так же пристально, всматривался в их лица. Змей сам не очень понимал зачем он это делает. Ну, поймет он, что этот карманник хорошо запомнил разыскиваемого, а этот нищий нет, и что дальше? Что дает это знание? – ничего. Все равно, все они будут землю рыть, чтобы найти незнакомца, так какого рожна? Однако своего занятия Змей не прекращал – наблюдал. И как выяснилось – не зря. Один из старейших работников Игорного Цеха, старый шулер Донат Вевея долго всматривался в портрет неизвестного подслеповатым взглядом, потом взглянул на Гистаса и нерешительно сказал:

– Дон… кажется я знаю этого человека.

Глава

Витус Иддер был спокоен, как анаконда, медленно переваривающая на солнцепеке проглоченную антилопу, а вот Гистас Грине едва сдерживал охватившее его бешенство. Его кулаки, судорожно, помимо воли сжимались – так что белели костяшки и тут же рефлекторно разжимались. Обычно Гистас был спокоен и невозмутим, как лесное озеро. Иногда – очень редко, чрезвычайные обстоятельства непреодолимой силы, а по-народному – форс-мажор, вынуждали его немного разволноваться, и тогда Зм е ю не удавалось сохранить привычное состояние отрешенности, и ему приходилось изображать спокойствие и невозмутимость, но делал он это очень талантливо, так что заметить со стороны, что он только изображает бесстрастность, было, практически, невозможно.

А сейчас Змей был сам себе противен, ибо понимал, как жалко выглядит – что-то вроде сумасбродной, разбалованной дамочки, у которой сломался тщательно наманикюренный ноготочек и которая впала из-за этого в истерику, но поделать с собой ничего не мог – слишком велико было разочарование. А ведь как хорошо все начиналось…

Хотя, поначалу Зм е ю показалось, что наоборот – ничего хорошего его не ждет. Никто из сотрудников "Союза" понятия не имел, где нынче искать Витуса Иддера – главного телохранителя предпоследнего главы Ночной Гильдии Филиппа Грейнхолана, давненько уже отправленного в лучший… а не исключено, что и в нижний, мир – кто его знает, в какой именно – предполагать можно разное, усилиями нынешнего главы Ночной Гильдии. То, что именно он был изображен на портрете, сгенерированном гадательным шаром морской ведьмы, подтвердили немногочисленные свидетели, еще заставшие те времена, когда "Союзом" командовал Филипп Грейнхолан, а главным телохранителем у него был маг Витус Иддер.

И эта неопределенность, длившаяся остаток вечера и всю ночь, добавила Гистасу седых волос. Когда время жизни, отмеренное любимому человеку, утекает, как вода меж пальцами, самое трудное – это ждать и бездействовать. Неудержимо хочется куда-то бежать и что-то делать: искать врачей, народных целителей, бабок-шептуний, шаманов, экстрасенсов, или еще кого, кто сможет помочь. Хочется найти неизвестное науке лекарство, или снадобье, или живую воду, которая поможет. А приходится сидеть и ждать. Особенно тяжело переживать такое состояние бессилия людям сильным и властным, привыкшим, что не существует обстоятельств не подвластных их воле.