Выдвижение причин и факторов торможения общественного развития явилось методологической заслугой Василия Андросова, заложило хорошую базу для оценки исторических форм образа жизни, анализа и прогноза текущей реальности, поставило в повестку исследований разработку объективных критериев социально– экономической развитости. Накопление этих знаний представляло, как это видится теперь, важнейшую предпосылку информатики.
Изучение образа жизни имеет длительную традицию. Попытки исследования образа жизни осуществлялись разными философскими, художественными и научными школами. В каждую историческую эпоху, однако, это внимание навевалось конкретными интересами общественного сознания, выясняющего природу наилучшей организации жизненного распорядка применительно к данным историческим обстоятельствам и в соответствии с определенным культурно-идеологическим каноном.
Этот интерес к образу жизни как феномену, глубоко влияющему на нравственный, психологический и интеллектуальный горизонты общества, на протяжении тысячелетий привлекал мыслителей древневосточного, греко-римского и античного мира. Древнеегипетская и древнекитайская дидактическая литература, литературно-практическая деятельность Платона, Аристотеля, Эпикура и Цицерона демонстрируют напряженный интерес к взаимосвязанности личного поведения, образа мышления и общественной деятельности. Не случайно учение об образе жизни характеризовалось некоторыми исследователями в качестве составной части предмета философии. Говоря о триедином членении философии, Сенека писал: «Некоторые добавляли еще одну часть, называемую у греков acovomich, т. е. умение управлять домашним имуществом. Некоторые уделяли особое место учению о разных образах жизни. Но все это входит в нравственную часть философии» [52] Сенека Муций Анний. Нравственные письма к Луцилию. М., 1977. С. 198.
.
С исторической точки зрения образ жизни был тем синтетическим понятием, с помощью которого истолковывалось многообразие социальных отношений. Это понятие издавна выступало как своеобразный интегральный показатель общественного строя. Как отмечает С.С. Аверинцев [53] См.: Аристотель и античная литература. М., 1978. С. 185.
, это понятие получает терминологическое оформление в выражении «Эйдос Зоэс» – образ жизни, еще в византийском сборнике XII в.
Представление о важной, конституирующей роли образа жизни широко входит в философские, экономические и художественные тексты. Платон, Аристотель, Вико, Кондорсе, Руссо, французские просветители, представители художественной литературы XIX в. – все они рассматривают образ жизни как общую систему взаимодействия личности и социальной среды. Классическая политэкономия, утопический социализм, домарксистская философия истории исследуют образ жизни через эволюцию нравов и богатств, общественное сознание в общественную структуру. В значительной мере именно это понятие скрепляет философию истории Гердера и Гегеля.
В этом смысле образ жизни правомерно рассматривать как самостоятельное, социологическое понятие, с помощью которого возможно объяснение других понятий.
Такой подход к категории образа жизни сложился в своеобразную методологию эмпирического исследования. В этом исследовании ставится цель зафиксировать конкретные области социальной жизнедеятельности в избранных показателях.
Экскурс в историю эмпирических исследований образа жизни вплоть до ранних разработок концепций анализа социальной информации не безынтересен, ибо он, во-первых, указывает на преемственность и закономерность развития современных информационных методов изучения социальной реальности и, во-вторых, более контрастно подчеркивает то новое, что принесено в современное исследование развитием техники, производства, социально-экономических, семиотических, психологических и культурных отношений.
В истории познания социальных процессов эмпирическое исследование как информатический инструмент утвердилось с зарождением цивилизации, т. е. со времени распространения письменности. История сохранила свидетельства разнообразных формализованных наблюдений над явлениями общественной жизни. Результаты этих наблюдений отразились в древнейших законодательных памятниках Древнего Китая, Индии, насыщенных данными поземельных кадастров и переписей, и в Библии. Хорошо известны свидетельства Геродота о распространении численных социальных измерений в Древнем Египте и Персии. Опираясь на труды Платона, Ксенофонта, Плутарха и Аристотеля, современный историк может составить вполне обоснованное численное представление о социальном и демографическом составе населения античной Греции и Рима. То, что только в XVI в., т. е. почти через полторы тысячи лет, в Европе вновь начинает активно пробуждаться интерес к конкретному познанию эмпирии, подчеркивает, сколь сложным и длительным был процесс культурно-информационного вызревания общества.
Читать дальше