Array Коллектив авторов - Казанский альманах 2019. Лазурит

– Со своей сестрой я вынуждена общаться чуть ли не жестами. Вынуждаешь меня вести себя столь же глупо, как и ты. Я устала играть роль почтенной матроны, сидящей в своём углу.

Александр Сергеевич быстро вскинул голову, сказал жёстко и цинично:

– Может, вы, сударыня, устали и от роли верной жены?

Белое лицо Натали пошло красными пятнами, она судорожно сжала отворот голубой шубки, отороченной светлым мехом. Азя примиряющим жестом вскинула руки:

– Мы уже приехали. Давайте оставим споры на десерт. Старая пословица «Милые бранятся – только тешатся» разве не про вас?

Пушкин на попытку свояченицы пошутить ответил хмурым взглядом, Натали и вовсе отвернулась, запахнувшись плотней в шаль.

На балу супруги, едва ответив на приветствия графа с графиней, разошлись по разным углам. Идалия Полетика это сразу усмотрела, поискала взглядом Дантеса. Жорж хоть и прибыл с женой, но, как только в зале появилась Наталья Николаевна, устремился к ней. Идалия перехватила пылкого кавалера на полпути, изящно помахивая веером, увлекла вроде бы пустой светской болтовнёй, улыбаясь своей обольстительной улыбочкой. На деле Полетика только что не шипела, пытаясь остановить молодого барона:

– Не заигрались ли вы, поручик? Мне начинает казаться, что вы никогда не любили меня, а всегда увлекались одной лишь Поэтшей.

– Я вас люблю по-прежнему, но чувство стало иным, отдалённым.

– О, если б можно было удалиться от любви, как удаляешься с надоевшего раута! Ваше безрассудство меня пугает. Прекратите, Жорж, эти беспрестанные ухаживания за Пушкиной. Вы уже могли убедиться в холодности и чёрствости Натали, а её муж-дуэлянт и вовсе опасен, он безумен, когда дело касается его собственности.

– Вот это меня и возбуждает, – блеснул безупречно белыми зубами Дантес. Улыбка вышла хищническая, словно оскал зверя.

– Ради бога, вы погубите себя! – невольно вскрикнула Идалия. Интрига, которую она и сама же задумывала, грозила пролитием крови, но не только гибели Жоржа она боялась, опасалась, что выйдет на свет её участие, хотя Полетика давно уж отстранилась от этой истории.

– Мне всё равно! – бросил Жорж, даже не глядя на женщину, которую некогда боготворил. – Я устал от косых взглядов и пересудов, ведь некоторые осмеливаются предполагать, что моя женитьба была лишь поводом, чтобы избежать поединка. Пусть же убедятся все, что Жорж Дантес не трус, и я стану добиваться благосклонности мадам Пушкиной, даже если её муж прострелит меня насквозь прямо на балу!

К Наталье Николаевне он подошёл в тот момент, когда она остановилась для разговора с Катрин. Г-жа Пушкина решила во что бы то ни стало внушить всему свету, что их отношения с Геккернами не выходят за рамки приличий и по-родственному теплы. Только она меньше всего ожидала необходимости любезничать с Жоржем, слишком уж свежи были воспоминания о встрече у Полетики, но Натали улыбнулась и ему, хотя натянутую гримасу трудно было назвать сердечной.

– Вы ведь не откажете мне в танце, Наталья Николаевна? – немедленно кинулся в атаку барон. И добавил с обезоруживающим простодушием: – Свет хочет видеть, что наши семьи дружны, разве вы не желаете того же?

Женщина колебалась недолго, подала руку своему зятю и отвязаться от докучливого внимания молодого Геккерна уже не смогла. Он сопровождал её в буфет, на ужин, захватил на все танцы, без конца шутил, а между контрдансами вдруг склонился к изящному ушку и произнёс по-французски:

– Вы знаете, Натали, у вас с моей женой один мозольный оператор. Так вот, он сообщил мне, что ваша мозоль, несомненно, красивей, чем у Катрин.

Пушкина побледнела, только что разрумянившаяся после танца она стала белой, как полотно. Это слово «мозоль», произнесённое на французском, по непередаваемой игре слов звучало совсем как «тело». Словно во сне Наталья Николаевна отшатнулась от Дантеса, пошла, потом кинулась к выходу, её остановил Пушкин.

– Саша, – шепнула она, едва сдерживая слёзы, готовые хлынуть из глаз, – давай уедем домой, Саша.

Уже в карете Александр Сергеевич, подав ей платок, спросил вроде бы с видимым безразличием:

– Что произошло, ангел мой, что сказал тебе этот несносный Данден?

Она передала каждое слово, не скрывая. Смуглое лицо мужчины потемнело ещё больше, желваки на скулах будто окаменели.

– Саша! – испугалась Натали, вцепившись в его руку. – Это всё пустое, наверно, я слишком впечатлительна. Забудем! И давай, уедем, как ты хотел, в деревню. Морозы ослабнут, и отправимся, уедем от всех и от всего.