Даже дождь не мешает Кенаи почувствовать, что впереди отмель. Он утверждает, что если песчаная банка расположена не глубже, чем в полуметре от поверхности, то дождь усиливает запах песка. Другое дело коралловые рифы — определить их по запаху гораздо труднее.
На берегу Кенаи слывет превосходным следопытом, сохранившим тесный контакт первобытного человека с природой. Если поблизости находятся дикие кабаны или крокодилы, он тотчас их обнаруживает.
Свое искусство он обещает мне показать на берегу. Пока же наша шхуна нигде не бросает якоря. Мы спешим: в устье реки Эйланден на побережье Казуарин нас обещали встретить охотники за крокодилами.
Гости в каноэ
У острова Колепом шхуна бросает якорь в ожидании охотника на крокодилов Ванусса, его людей и добычи. Сейчас они где-то в районе болот Мавекере и, верно, доставят на борт солидный груз маленьких пукпуков — крокодилят. Никто, однако, не знает, когда их можно ждать. Мы идем немного вглубь по узкому проливу между островами Коморам и Колепом. Я спрашиваю, нельзя ли спустить ялик и двух членов экипажа в придачу, чтобы высадить меня на берег. В ответ раздается громкий хохот.
Видя мое недоумение, Беркли поясняет:
— Остров Колепом — сплошное болото. Без проводника, знающего дорогу, ты в нем просто утонешь. Тебе когда-нибудь доводилось слышать про зыбучие пески? Так вот, болота побережья Казуарин еще хуже. Несчастного, который ступит на эту землю, болото засосет за несколько минут.
— Чем же тут живут люди, если кругом болота?
— В глубине острова растут саговые пальмы. В основном местные жители питаются только их сердцевиной...
Вечером я сижу на палубе и не свожу глаз с берега. Идет дождь, неторопливый поток из глубины незнакомого острова выносит мангровые корни. Запах моря смешивается со зловонием гниющих растений, которым тянет с суши. Внезапно из тумана возникают фигуры. Словно едва заметные темные статуи, стоят они в длинном, выдолбленном из ствола дерева каноэ. Впрочем, быть может, они и не гребут, а предоставляют себя воле течения. Молча, казалось бы, почти не двигаясь, они неумолимо приближаются к судну.
Это моя первая встреча с жителями побережья Казуарин, и я пребываю в нерешительности, не зная, как быть. В каноэ, насколько я успел заметить, девять человек, в руках у каждого, помимо весла, лук и связка стрел. Каноэ вплотную приблизилось к шхуне, поручни которой так нависли над водой, что мне видны головы и плечи гребцов. Стоит сделать два-три шага вперед, и я смогу дотронуться до них. Чтобы окончательно убедиться в реальности происходящего, я бросаю в темноту по-английски:
— Что вам здесь нужно?
Но люди в лодке, видимо, по-прежнему меня не замечают, так как взоры их устремлены в небо.
Только теперь до моего слуха доносится какой-то странный щелкающий звук. Он становится все громче и поначалу напоминает стук копыт скачущей вдалеке лошади, но вот уже это не одна, а несколько лошадей. Их топот слышится все ближе, ближе. И тут до меня доходит, что звуки эти мне знакомы по ковбойским фильмам далекого детства. Люди, вначале один, а за ним остальные, щелкают языком. Оказывается, таким способом жители Казуарина уведомляют о своем присутствии — своеобразная аналогия нашему стуку в дверь.
Как только Альфред Миллз, Кенаи и остальные члены команды услышали эти звуки, они тут же пригласили пришельцев на палубу шхуны. Оружие островитяне оставили в лодке, там же остался молодой гребец, почти мальчик, в обязанности которого входило также присматривать за тем, чтобы лодка не стукнулась о борт шхуны. Один из наших матросов, которого все почему-то зовут Велосипедистом и который должен потом сопровождать нас по рекам, немного говорит на местном наречии и понимает, о чем толкуют островитяне. По его словам, они нуждаются в соли, и если ее получат, взамен сообщат кое-что интересное для нас.
На «Сонгтоне» соль хранится в небольших холщовых мешках весом с полкилограмма. Капитан Миллз велит принести один мешочек, полагая, что этого довольно. Не тут-то было. Один из гребцов, надо полагать вожак, качает головой и поднимает правую руку, вытянув все пять пальцев.
— Пять мешков соли! Совсем рехнулись! — негодует Миллз. — Послушай, Велосипедист, попытайся разузнать, что они хотели нам рассказать. Верно, про Ванусса. Попробуй вытянуть из них хоть что-нибудь.
Матрос, к которому он обращается, коротышка с желтоватым цветом кожи. Несведущему человеку может показаться, что он болен желтухой, но все гораздо проще: он родом с островов Кей в море Банда; для уроженцев тамошних мест желтый цвет кожи обычный. Сейчас щеки Велосипедиста покраснели от возбуждения, и лицо стало желто-красно-желтое.
Читать дальше
