Александр Михайлов - Обитатели миража. PR специального назначения

А. М. Твой пример ярко показывает влияние про­паганды на жизнь. Тем более хорошей, профессио­нальной пропаганды. Ведь отличная работа одного потянула за собой целую цепочку превращений, по­влиявших в конце концов на жизнь коллектива. Люди сами стали по-другому смотреть на свой труд. А это уже много.

Опыт работы в PR - дело наживное. И чем рань­ше этот опыт начал приобретаться, тем легче разо­браться в сути происходящего на так называемом об­щественном фронте.

Как человек произошел от обезьяны, так и PR произошел от отделов пропаганды коммунистичес­кой партии. Правда, там убеждать никого ни в чем не приходилось. Достаточно было сказать, что «Ленин всегда живой», что «мы придем к победе коммунис­тического труда» или что «партия — ум, честь и со­весть нашей эпохи», и все делали вид, что верят. Ну не всегда, не все, но делало вид, что верит, подавля­ющее большинство. В общем, «Партия сказала: на­до, комсомол ответил: есть!» Надо, так надо. Не на­до, так не надо...

Ю. Р. Сколько себя помню, про партию, про ее вождей люди рассказывали анекдоты, несколькими меткими фразами сводившие на нет все старания официальной пропаганды. Например: Армянскому радио задают вопрос: - Что такое брови Брежнева?

Оно отвечает: — Это усы Сталина, поднятые на должную высоту!

А какое грандиозное количество анекдотов бук­вально обрушилось на страну в дни празднования 100-летия со дня рождения В. И. Ленина! Здесь и мы­ло «По ленинским местам», и трехспальная кровать «Ленин всегда с нами», и часы, где роль кукушки ис­полнял Ленин на броневике, выезжающий каждый час со своим «Ку-ку!»...

А. М. Просто были такие правила игры. Но в кон­це восьмидесятых эта «вера» была существенно подо­рвана неким прозрением. Все было поставлено под сомнение. «Предки» PR — отделы пропаганды стали метаться в поисках новых форм привлечения интере­са к изрядно побитой молью идеологии, местами еще и скомпрометированной престарелыми вождями.

Но не будем о грустном, тем более что политика не является предметом нашего рассмотрения.

А. М. Возвращаюсь в утро рабочего дня. Жена уже погуляла с собакой и принесла из почтового ящика свежие газеты. Первая чашечка кофе, а с газетных страниц кричат заголовки: «Ратуйте, люди добрые! Убивают!», течет кровь. «Молодая мать утопила дочь в унитазе», «Школьники запытали инвалида до смер­ти», «Коммерсанта расстреляли ради браслета?», «Убийца пытал свою жену в воспитательных целях», «Чертановский маньяк за два дня убил четверых», «Экстази в Москве становится популярнее героина» — это заголовки только двух газет.

Вздрогнув, включаешь телевизор. А там — челове­ческая плоть вперемешку с разодранными механиче­скими внутренностями автомобилей, грабежи, убий­ства и бравые начальники дежурных милицейских ча­стей, докладывающие обстановку. Глядя на их упитанные лица, даже не верится, что есть шанс хотя бы дожить до вечера...

Нет, ребята, я, конечно, понимаю — вам нужен рейтинг, то, се... Вам тоже кушать хочется. Но что мне-то, бедному, запуганному обывателю, как даль­ше с этим жить? У меня день рабочий начался, а вы меня с утра как обухом по голове... Это смако­вание подробностей. Прочтешь иной материал — волосы дыбом. После прочтения большинства га­зет и просмотра телепередач возникает ощущение вселенского беспредела. Даже солнце, кажется, светит тусклее.

Ю. Р. А ты не читай газет и не смотри телевизор. Помнишь профессора Преображенского из булгаковского «Собачьего сердца»? Он говорил, что чтение коммунистических газет отрицательно сказывается на самочувствии. Интересно, что бы он сказал, про­читав страшилки, которые предлагают читателю газе­ты зари русского капитализма?

Если честно, то иногда непонятно, ради чего сде­лана та или иная публикация. Ведь всякое действие, в том числе и написание статьи, преследует какую-то конкретную цель. После прочтения заметки должен возникать определенный настрой со знаком «плюс» или «минус». Если подбор подобного рода заметок не вызывает ничего, кроме идиосинкразии, зачем тогда нужны эти публикации? Ради гонорара?

Но «что не запрещено, то — разрешено». Вероят­нее всего, эти заметки тоже имеют своего читателя. Тот же маньяк, убийца, сделав свое гнусное дело, с удовольствием прочитал в газете, что его считают «чертановским», хотя живет он вовсе в другом конце Москвы. Иногда меня, журналиста, воспитанного в условиях жесткой цензуры, охватывает оторопь: за­чем? Итак у молодых людей, подростков, из-за посто­янного вала насилия снижен болевой порог. Мы что, добиваемся, чтобы общество, которое придет нам на смену, состояло из «зомби»?