Эрлинг Кагге - Прогулка. Самый простой источник радости и смысла

Как строился Нан-Мадол, по сей день остается одной из величайших археологических загадок мира. По местной легенде, валуны из карьера в нужное место принес дракон, и он же аккуратно сложил их друг на друга. Путешествовавший вместе с нами профессор археологии отреагировал на эту легенду предельно лаконично: «Невозможно, невозможно, невозможно». А Арне, задумчиво посмотрев на него, сказал: «Это вполне возможно, но, по нашим привычным расчетам, крайне маловероятно. С философской точки зрения между невозможным и фантастически невероятным лежит огромная пропасть».

Я был тогда очень благодарен ему за эти слова, потому что Арне сумел сказать то, что я чувствовал, но не мог сформулировать. Надо полагать, утверждение, что все возможно, по логике столь же верно, как и обратное ему. Отправляясь в длительный пеший поход или поднимаясь на гору, я в значительной степени могу контролировать ситуацию, но абсолютного контроля не буду иметь никогда. Сомнения полезны для развития благоприятных возможностей. «Утверждение, что что-то невозможно, – не что иное, как временная, рабочая гипотеза», – считает Арне. Если что-то изменится, два плюс два может равняться пяти. Арне Несс часто это говорил, ссылаясь на философию поссибилизма, обычно с улыбкой на губах. Я не думаю, что он действительно верил, что может проснуться на вершине Эвереста после того, как заснет в своей постели в районе Мидтштуен в Осло, однако явно не считал это таким уж невозможным.

«Не делай этого» и «это ни за что не сработает» – вот две заповеди, которые мне часто приходилось слышать в детстве. Иногда они оказывались верными, скажем, у меня и правда не получалось дойти до запланированной далекой цели. В таких ситуациях я испытывал одну из глупейших самомотивационных эмоций в мире – schadenfreude, то есть злорадство. Но в других случаях все проходило лучше некуда. Твердите своей пятилетней дочурке, что она плохая бегунья, и, скорее всего, девочка будет верить этому до конца жизни.

Я никогда не побеждал в лыжных кроссах и школьных соревнованиях в силовых видах спорта. Из года в год я был худшим учеником по физкультуре и получал ужасные оценки в спортзале. И сегодня я точно знаю две самые важные причины того, почему впоследствии смог совершать весьма длительные лыжные походы: во-первых, я готовился, во-вторых, изо всех сил старался. А еще мне немного повезло, потому что до меня никто не отважился дойти в одиночку до Южного полюса. Признаться, сделать это оказалось проще, чем я думал. Это было словно маленькое чудо, как в детстве, когда мы с братом заблудились, но сумели самостоятельно выбраться из леса Остмарка в окрестностях Осло. Словом, Арне Несс был совершенно прав, когда заявил: «Время от времени с нами случается невообразимое».

Гомо сапиенс не изобретал прямохождения. Все было наоборот. Ко времени появления этого биологического вида наши предки, австралопитеки, ходили на двух ногах уже более двух миллионов лет. Но факт остается фактом: все, что мы умеем и делаем сегодня и что превозносит нас над другими видами, можно проследить до того момента, когда мы начали ходить на двух ногах. Умение ставить одну ногу перед другой – вот что нас изобрело.

С тех давних пор, когда австралопитек в первый раз встал на две ноги, до момента, когда человек впервые прошел по Луне, а потом отправился дальше по пути своего исторического развития, вплоть до того дня, когда моя дочь Сольвейг научилась ходить, движущая сила, стоящая за всем этим, не менялась: все мы прирожденные исследователи.

Если бы гомо сапиенс не стал прямоходящим видом, мы давно вымерли бы или жили бы как другие животные. Возможно, ползали бы по земле, и у нас не было бы никаких языков общения.

Если мы, люди, будем меньше ходить, то больше не сможем относить себя к биологическому виду, который характеризуется именно умением ходить пешком, а не сидеть или ездить, как часто происходит сегодня. Мы уже стали немного похожи на персонажей мультфильма «ВАЛЛ-И» студии Pixar, живущих через восемьсот лет после нас, которые сидят на стульях и повсюду ездят на машинах. Толстые, вялые и счастливые на борту своего космического корабля, совершенно не обращающие внимания на то, что их окружает.

Иллюстрация Эйвинда Стоуда Плату.

Знаете, я даже стал сомневаться, не ошибка ли – называть нас гомо сапиенс. Ведь в переводе с латыни sapiens означает «знающий, разумный». Приходится признать, что, когда кто-то присваивает себе тот или иной эпитет, он, как правило, склонен немного преувеличивать. Послание, заложенное в этом термине, состоит в утверждении того, что наш биологический вид развился намного больше, чем любые другие жители планеты, и что мы и сейчас останемся такими, превосходя другие виды. Но я в этом уже не уверен.