Трушова - Православие и Культура

Убѣжденіе православной церкви въ своемъ значеніи и вселенскомъ призваніи вытекаетъ, напротивъ, не изъ вѣры ея въ свои внѣшніе рессурсы, а изъ вѣры въ силу той истины, которую она исповѣдуетъ. Христіанская православная церковь имѣетъ значеніе вселенской не потому, что у нея есть церковная организація и миссіонеры, а потому что она носитъ въ себѣ свойства всемірной и всепокоряющей истины. Православному сознанію чужда и непонятна практика католицизма, допускающаго возможность уловлять въ свои сѣти новообращенныхъ внѣшними средствами дипломатіи и пропаганды. Оно исходить изъ мысли, что обращеніе къ истинной вѣрѣ обусловливается ея внутреннимъ совершенствомъ, помощью Божіей, даромъ Духа Святого. Есть у Аристотеля прекрасное выраженіе, объясняющее силу Божественнаго совершенства: κινεί ού κινούμενον, κινεί ώς έρώμενον, — оно движетъ, само оставаясь неподвижнымъ, движетъ, становясь предметомъ страстныхъ стремленій. Таково свойство каждаго совершенства, что ему не нужно приходить въ движеніе, суетно волноваться и употреблять усилія, чтобы привлекать къ себѣ души и сердца.

Съ этимъ связана извѣстная пассивность, созерцательность православнаго сознанія, и въ этомъ отношеніи церковь православная и со стороны чужихъ, и со стороны своихъ подвергается иногда упрекамъ въ односторонности, въ невниманіи къ земнымъ, человѣческимъ задачамъ. Какъ недавно еще утверждалъ Гарнакъ, церковь восточная, всецѣло обращенная къ потустороннему міру, пренебрегла нравственнымъ преобразованіемъ міра здѣшняго и осталась на пути аскетизма и созерцательности, предоставивъ всю земную жизнь другимъ силамъ. Ранѣе Гарнака Владиміръ Соловьевъ въ томъ же духѣ судилъ о православной церкви, когда онъ говорилъ: «Востокъ, православный въ богословіи и неправославный въ жизни, понялъ богочеловѣчность Христа, но не могъ понять богочеловѣческаго значенія церкви. Для него церковь была только святыня, данная свыше въ окончательной формѣ, сохраняемая преданіемъ и усвояемая благочестіемъ. И поистинѣ это есть самое первое въ церкви, но для Востока это было и первое и послѣднее. Для него вся истина христіанства, представляемая Церковью, была только надъ человѣчествомъ и прежде человѣчества. Но христіанство есть истина богочеловѣчества, т. е. внутренняго единенія Божества съ человѣчествомъ во всемъ его составѣ. Церковь, или Царство Божіе, не должна оставаться только надъ нами, быть только предметомъ нашего почитанія и поклоненія, — она должна быть также и въ насъ самихъ для всего человѣчества правящею силой и свободною жизнью. Церковь не есть только святыня, она также есть власть и свобода.» «Привязавшись всецѣло къ божественнымъ основамъ церкви», Востокъ «забылъ о ея совершеніи въ человѣчествѣ. Но если церковь основана, это еще не значитъ, что она совершена, и что намъ ничего не нужно дѣлать для ея совершенія.»

Противъ этихъ упрековъ необходимо замѣтить, что здѣсь естественная неполнота земного дѣланія православной церкви принимается за принципіальное пренебреженіе къ земнымъ дѣламъ и что этой неполнотѣ противопоставляется не совершенство Царства Божія, а лишь западный церковный идеалъ. Соловьевъ такъ и пишетъ — совершенно въ духѣ католицизма: «церковь, или Царство Божіе». Но, какъ прекрасно говоритъ болѣе поздній истолкователь судебъ церкви Карташевъ, «если–бы Царство Божіе было тождественно съ Церковью, то по завѣту Своего Учителя Церковь не молилась бы непрестанно: «Да пріидетъ Царствіе Твое!» Значитъ, оно не пришло съ приходомъ Церкви. «Когда придетъ совершенно, тогда то, что отчасти, упразднится.» Молясь о пришествіи Царства, Церковь сама устремляется къ своему эсхатологическому завершенію, сама томится желаніемъ выявить свою полноту, исполниться до конца, когда настанетъ Царство Христово на землѣ. Можно думать, что она отдастъ тогда Домовладыкѣ ключи Царствія, которому «не будетъ конца». Символъ говорить это о Царствѣ Христовомъ, а не «о Церкви». Никогда православная церковь не отрицала задачи своего «совершенія въ человѣчествѣ»; она только отрицала западные пути къ осуществленію этой задачи и различала съ одной стороны эсхатологическую идею полноты совершенства, возможную лишь для Царства Христова, для чудеснаго перерожденія нашей земли въ новую землю, а съ другой стороны историческія ступени относительнаго совершенія, доступныя видимой земной организаціи Церкви. Влад. Соловьевъ, который въ извѣстный періодъ своей жизни склонялся къ западнымъ идеямъ, всецѣло становится на почву католическаго пониманія теократіи и говоритъ поэтому о возможности «всемірной организаціи истинной жизни», осуществляемой силою «духовной власти Церкви». Православное сознаніе отвергаетъ эти притязанія земной, хотя бы и духовной власти, и не вѣритъ въ правильность тѣхъ путей, которыми шелъ Западъ. Здѣсь то и важно въ полной мѣрѣ оцѣнить то коренное убѣжденіе православной церкви, что высшей опорой церковной жизни является не власть церкви, не организація и дисциплина, а благодатная сила взаимной любви и помощь Божія. На этомъ и церковь держится, и вселенская истина утверждается, согласно прекрасному литургическому возгласу: «возлюбимъ другъ друга, да единомысліемъ исповѣмы». Какъ я уже сказалъ выше, это есть по преимуществу религіозно мистическое пониманіе христіанства. Католицизмъ и протестантизмъ, это — западныя европейскія рѣшенія религіозной задачи, въ нихъ преобладаетъ элементъ человѣческій, гуманистическій, православіе есть, напротивъ, восточное, азіатское рѣшеніе этой задачи, и потому оно ближе къ первоначальному духу христіанства, ближе къ глубинѣ религіозныхъ сокровищъ Востока. И его представленіе о церкви, и его ученіе о любви, и его мысли о путяхъ къ Богу обвѣяны этимъ основнымъ религіозно–мистическимъ ощущеніемъ, что въ истинной церкви, въ истинной любви, въ истинной жизни незримо присутствуетъ Богъ, благодать Божія, благодать Христова, что здѣсь корень всего и что оторванные отъ этого корня всѣ человѣческія мысли и дѣла становятся безсильными и безплодными.