Сергей Фудель - Путь отцов

Отречение от мира во имя любви к Богу ведет к стяжанию новоначального страха Божия, а страх Божий начинает вести человека к любви совершенной, к тем семи дарам Святого Духа, о которых говорит Писание.

Преп. Никита Стифат пишет: «Семь есть даров Духа. Слово Божие, перечисляя их, начинает сверху — от премудрости, и нисходит до конца: до духа страха Божия, говоря: дух премудрости, дух разума, дух совета, дух крепости, дух ведения, дух благочестия, дух страха Божия (Ис. 11, 2, 3). Нам же надлежит начинать с очистительного страха, т. е. со страха мук, чтобы прежде посредством его отторгши себя от худа и покаянием очистившись от скверн греха, достигнуть и сего чистого страха (страха–любви), дара Духа» (Д 5–148).

Когда монах V века, преп. Иоанн Карпафийский говорит о божественном страхе, он передает нам духоносное время первой любви — раннее утро жен–мироносиц: «…жены, бывшия с Мариею, со страхом и радостью великою бежали от гроба (Мф. 28, 8). Может быть, и мы когда–нибудь со страхом и радостию от мысленнаго устремимся гроба» (Д III — 80).

«Облекитесь во всеоружие Божие»

Апостол Павел (Еф. VI, 11)

Ум человека, полюбившего Бога и почувствовавшего страх потерять Его, стремится всегда быть с Ним. Но «невозможно, — говорит св. Максим Исповедник, — уму всегда быть с единым Богом, если не стяжет он… любви, воздержания и молитвы. Любовь укрощает гнев, воздержание иссушает похоть, а молитва, отрешая ум от всех помышлений, нагим представляет его самому Богу. Эти три добродетели совмещают в себе все правды…» (Д III — 143–144).

К этим трем великим родовым понятиям совершенства и другие Отцы сводят всю многосложность своего учения о подвиге христианского пути.

«Если хочешь улучить спасение, отрекись от плотских сластей, и восприими воздержание, любовь и молитву» (авва Фалласий, Д III — 292).

Да будут чресла ваши препоясана и светильницы горящи , — говорит Господь (Лк. 12, 35). «Доброе препоясание чресл наших, посредством котораго мы делаемся хорошо приспособленными и легкими на делание, есть воздержание со смирением сердца; под воздержанием же я разумею отсечение всех страстей. А духовнаго светильника световодитель есть чистая молитва и совершенная любовь» (св. Федор Эдесский, Д III — 343).

«Невозможно уму быть мирну в молитве, если не стяжает он наперед содружества с воздержанием и любовью…» (св. Илия пресвитер, Д III — 439).

Об этих трех образах совершенства говорил и преп. Серафим: «В стяжании Духа Божия состоит истинная цель нашей жизни христианской. Я вам желаю, чтобы вы всегда были в благодати Духа Святого, приобретали ее средствами, о которых я уже сказал вам, и рассуждали бы, — которое средство дает вам более благодати Духа Святого, тем средством и занимались бы: дает вам более благодати Божественная молитва и бдение — бдите и молитесь; много дает Духа Божия пост — поститесь; более дает милостыня — милостыню творите» (преп. Серафим, С — 7, 8).

Слова «пост» и «милостыня», стоящие в этом наставлении, надо, очевидно, понимать не как указание на отдельные виды добродетелей, а как обозначение общих понятий: воздержания и любви к людям.

Возможно, что в словах преп. Серафима есть еще указание и на то, что существуют какие–то три основных типа духовных характеров, т. е. что люди христианского подвига могут иметь духовное предрасположение или к «посту» или к «милостыне», или к молитве.

У аввы Иоанна–пророка есть слова, дающие ту же мысль. «Как ремесленник, — говорит он, — который хорошо знает свое ремесло и по быстроте ума своего занимается и другими ремеслами, не называется мастером их, но только мастером своего ремесла; так и здесь имеющий все добродетели, по той познается и от той получает наименование, чрез которую наиболее сияет в нем благодать Духа» (В — 440).

Но во всяком случае, тройственность духовных характеров не есть расчленение единого образа. Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех (1 Кор. 12, 4–6). В каждом индивидуальном пути будет непостижимо созидаться триединство. Тот, кто по преимуществу идет путем молитвы, рано или поздно, легко или после тяжелых опытов, поймет, что без воздержания молитва его бесплодна. И тот, кто молится, и тот, кто по преимуществу идет путем воздержания, неизбежно поймут еще и то, что без любви к людям все умирает: и воздержание и молитва. И это не только в смысле общего пути, но и в отношении каждого отдельного духовного шага. Тот, кто встал утром на молитву, знает, что она тогда наиболее легка, когда совершается до принятия пищи: воздержание дало крылья молитве. И он же знает, что если он во время молитвы не войдет в какое–то лоно любви к людям и не простит тем, которые его огорчили, то и Отец Небесный не простит ему и не примет молитвы. Только в тройственном единстве человек может идти своим особым путем. Кто соблюдет весь закон, — говорит Апостол, — и согрешит в одном чем–нибудь, тот становится виновным во всем (Иак. 2, 10). Три родовых понятия совершенства — любовь к людям, воздержание и молитва — сливаются в единый образ пути, будучи сами развитием того триединого чувства, которое образовалось в человеке к Богу: любви к Нему, смирения пред Ним и отречения от мира для Него. Любовь к Богу доказывает себя любовью к людям, смирение перед Ним обретает дыхание в молитве, отречение от мира для Него отрекается от зла в воздержании. Свеча, зажженная перед Богом, загорается тройственным отсветом в душе человека. Если человек неложно возлюбил своего Господа, то так же искренно он пойдет к этим трем образам совершенства, сознавая их как единый путь к Нему. Это и есть принятие в подвиге любви всего Евангелия, когда оно становится единым законом неделимого совершенства.