Иван Орлов - Труды Св. Максима Исповедника по раскрытию догматического учения о двух волях во Христе

В силу связи познавательной и волевой способностей души человека «мы и советуемся сами с собой (относительно предмета хотения — τό βουλητόν), и решаемся (на выбор), и избираем (одно предпочтительно перед другим), и стремимся (к обладанию желаемым), и пользуемся — свободно (κατ' έξουσίαν)» [319].

Свободе воли нисколько не противоречит известный закон деятельности природной воли, в силу которого она стремится лишь к «свойственному природе» и не может иметь объектом своим того, что лежит за пределами свойственного природе, не нарушая естественного закона своего существования. Известно возражение монофелитов против природной воли, которое Пирр в разговоре с Максимом формулировал так: «что естественно, что прирожденно, то совершенно и необходимо (τό δέ φυσικόν πάντως και ήναγκασμένον)» [320]; т. е., что свойственно природе человека, того он не может не желать: он необходимо желает этого, как своего, и не в силах желать чего–либо иного, как чужого. Против общего положения, на которое опирается возражение, Максим замечает, что если бы это положение было справедливо, то пришлось бы допустить, что и «Бог есть Бог по необходимости (ανάγκη), по необходимости благ, по необходимости Творец». А в опровержение делаемого из этого положения вывода по отношению к природной воле Максим выстраивает следующее заключение: если допустить, что обладание природной волей лишает природу возможности всякого свободного движения (т. е. движения желания), то вместе с тем необходимо (ανάγκη) будет признать за истинное и то, что «волящее по природе (τα μεν φυσικώς θέλοντα), т. е. обладающее природной волей, имеет недобровольное движение (άκούσιον εχειν κίνησιν), т. е. не свободно в желаниях; а по природе не волящее (τα δέ φυσικώς μή θέλοντα) имеет свободное (έκούσιον) желание. Следовательно, все разумное, по природе хотящее будет не свободно в своих движениях, а все неодушевленное, не обладающее способностью хотения свободно» [321]. Нетрудно заметить (хотя мы не видим, чтобы противник Максима заметил) того, что приведенная аргументация Максима не совсем правильна, отзывается софизмом. Такой ее делает незаконное противоположение «волящего по природе» неволящему, разумного — неодушевленному, ближе — незаконное перенесение отрицания «μή» (в положении «τα φυσικώς μή θέλοντα») со слова «φυσικώς» на слово «θέλοντα». Т. е., согласно с возражением Пирра (а Пирр хотел сказать в выводе именно то, что лишь не ограниченное в своих желаниях рамками природного совершенно свободно), следовало бы сделать ударение на слове «по природе», противопоставляя ему выражение «не по природе (т. е. не согласно с природой, произвольно) хотящее». А при таком законном противопоставлении получился бы не тот вывод, какой получается при указанном, незаконном, противопоставлении: тогда и получился бы как раз тот вывод, какой делает Пирр. Но подобный вывод, законный по форме и последовательный с точки зрения Пирра на свободу деятельности воли, с точки зрения Максима на свободу природной воли представляется несправедливым по существу. Постоянное и всегдашнее стремление к «свойственному природе» на самом деле не только не есть отрицание свободы воли (как думает Пирр), но не составляет даже и ограничения этой последней. Раз природе не свойственно желать чего–либо, вне ей положенного Творцом, то она сама по себе, не удерживаясь ничем сторонним (а это, действительно, было бы уже ограничением ее свободы), не может желать этого. «Свобода (εξουσία), — говорит Максим, [322] — есть законное господство над тем, беспрепятственная власть в употреблении того, свободное стремление к тому, что вложено в нашу природу, что находится в нас». И это есть истинная свобода, в более высокой, чем человеку, степени совершенства присущая ангелам и совершеннейшим образом свойственная Богу [323]. А поскольку каждый из нас свои личные желания ставит выше требований природы и последние подчиняет первым, постольку он становится несвободным, делая себя рабом своих желаний и страстей: природная воля принимает тогда характер личного произвола , становится тем, что называется «γνωμικόν θέλημα» [324]или просто «γνώμη».

Для ближайшего определения смысла, соединяемого с выражением «γνωμικόν θέλημα», должно обратиться к самому понятию «γνώμη». Γνώμη составляет особый, пятый [325], момент волевого процесса, следующий за решимостью (κρίσις), характеризующийся расположением, склонностью к тому, что решено после совещания с самим собой (βουλή) [326]. Согласно с таким значением, γνώμη, γνωμικόν θέλημα можно определить как окончательно сформировавшееся, совсем определившееся желание, рассчитанное на действительное или номинальное благо [327]; как образ желания (= τό πώς θέλειν), образ, способ употребления воли, как врожденной способности [328]; или, шире (как определил ее Пирр, следуя Кириллу Александрийскому) — как «образ жизни» (τρόπος ζωής) [329]. А так как способ пользования природной способностью воли или образ жизни — различен, смотря по индивидууму, и составляет характеристику лица, а не природы [330], то θέλημα γνωμικόν или θέλησις γνωμική есть ни что иное, как другое название ипостати–ческой, личной воли (θέλημα ύποστατικόν), но только — личной «человеческой» воли [331]. А поскольку личная воля каждого из нас, т. е. наши частные желания, не соответствует требованиям природы, постольку она есть «произвол», нарушение свободы природной воли.