Иван Орлов - Труды Св. Максима Исповедника по раскрытию догматического учения о двух волях во Христе

В отношении воспитания в Максиме сильно сказалась предрасположенность к христианскому благочестию. Эта черта нравственного воспитания Максима ярко оттенила весь склад его характера: единственно ценным украшением человеческой жизни, превосходящим всякую человеческую славу, Максим считал скромность, отсутствие гордой самомнительности, сознание своего ничтожества. Эта–то скромность, соединенная с благочестием, и была одной из причин того обстоятельства, что еще в молодых годах Максим предпочел монастырское уединение видному, блестящему положению при дворе. А известно, что знатность рода, необыкновенные дарования [14] Op. Max., t. I, col. 68. и блестящее по тому времени образование Максима обратило на него внимание императора Ираклия, и Максим был сделан первым секретарем императора. При дворе, как и дома, в период своего воспитания, Максим вел самую скромную и строгую жизнь. Шумная придворная жизнь, не отвечавшая складу его ума и характера, с одной стороны, и угрожавшее миру Церкви, все более и более усиливавшееся мо–нофелитство (в форме моноэргизма) — с другой, пришлись не по душе умному и благочестивому Максиму, вследствие чего он покинул двор и поселился в Хрисопольском монастыре [15] Op. Max., t. I, col. 72. , лежавшем на противоположном берегу Константинополя (ныне Скутари) и там принял монашество [16] Точной даты относительно времени удаления Максима в монастырь установить невозможно. А если неизвестный переводчик «Жития Максима Исповедника», помещенного в «Православном Собеседнике» за 1857 год, прямо, не приводя никакого основания, указывает на 631 год, как на год удаления в монастырь, то на это показание и должно смотреть не иначе, как на более или менее правдоподобное. Приблизительно о времени удаления в монастырь можно судить при соображении следующих двух обстоятельств. С одной стороны, обстоятельством, приведшим Максима в монастырь, наряду с природной склонностью Максима к уединению послужило, по словам жизнеописания (col. 72 Ε'), усилившееся к тому времени монофелитство, грозившее Церкви серьезными бедствиями. А подобное положение монофелитство занимало лишь с 631 года, со времени возведения Кира на александрийскую патриаршую кафедру; до этого времени большого значения оно не имело. Отсюда — удаление Максима в монастырь едва ли может быть отнесено ко времени до 631 года. С другой стороны, в 633 году мы застаем Максима уже в Александрии, куда он явился не сразу по удалении из монастыря, как увидим потом. Отсюда — вступление в монастырь произошло не позднее 632 года. При сопоставлении Двух граничащих обстоятельств выходит, что удаление от двора и вступление в монастырь произошло в 631 или 632 году. .

Сведения о жизни Максима в монастыре слишком кратки и отрывочны. Известно только то, что, живя в монастыре, Максим отличался примерной строгостью жизни при стремлении к осуществлению высокого, начертанного им самим идеала монашества [17] Op. Max., t. I, col. 72 — 73 Ε'. Некоторые довольно любопытные черты монашеского идеала Максим сообщает в «Κεφάλαια περί αγάπης» [Главы о любви], t. И, col. 960 — 1072. Смотри, например, col. 1042 — 1044,1001 νδ', 1014 πζ' и πη', 1057 μη', 1029 μα', 981 ρα', 973 ξβ', 1020 ιγ', 1128 S, 1150 и др. , что обращало на него изумленные взоры братии и было причиной того, что по смерти настоятеля он был избран братией в игумена (авва) Хрисопольского монастыря [18] Когда именно Максим сделался аввой монастыря, об этом ничего определенного сказать невозможно за отсутствием всяких данных. Нельзя сказать даже и того, что во время путешествия в Египет Максим был уже аввой. Несомненно лишь только то, что Максим был аввой раньше Пирра, а этот последний был его преемником. Об этом можно судить на основании показания самого жизнеописания, по которому Максим сделался аввой монастыря «по смерти своего предшественника». Под предшественником здесь никак нельзя разуметь Пирра. В данном случае достойны внимания слова, обращенные Пирром к Максиму в начале диспута: «Кто уважал тебя так, как мы, даже не зная тебя в лицо?» Если не предполагать, что Максим вскоре же, еще до времени путешествия в Александрию, сделался аввой монастыря, то нужно будет допустить, что звание аввы было возложено на него в его отсутствие. По крайней мере, ниоткуда не видно, чтобы Максим вернулся в монастырь. Отсюда–то и становятся вполне понятными вышеприведенные слова Пирра. , несмотря на то, что он не имел степени священства, оставаясь, по его собственному признанию, «простым монахом» [19] «ΨιΛός υπάρχων μοναχός» [будучи простым монахом], 1.1, col. 153 IZ'. .