Маркус Борг - Бунтарь Иисус - Жизнь и миссия в контексте двух эпох

Второй пример доказуемой тенденции к развитию традиции — это ситуация, когда в конце притчи Иисуса содержится «урок», краткое утверждение с объяснением ее смысла. Рассмотрим притчу о работниках в винограднике (Мф 20:1-16). Хозяин виноградника нанимает работников в разные часы, а затем в конце дня выплачивает каждому одинаковую сумму. В конце притчи у Матфея стоит краткое утверждение: «Так будут последние первыми и первые последними». Но эти слова не имеют никакого отношения к смыслу притчи. Они связаны с притчей лишь тем, что нанятые в последнюю очередь первыми получили деньги, а нанятые первыми получили плату последними. Но сама притча не об этом, ее суть раскрывает реакция работников на то, что все они получили равную плату. Поэтому ложно думать, что последний стих к притче добавил Матфей. Возможно, Иисус произносил эти слова, а еще более вероятно, что нет, — в любом случае эти слова как комментарий к притче представляют собой продукт традиции.

Вот еще один подобный пример — притча о нечестном домоправителе (Лк 16:1-10). Хозяин большого имения собирается уволить своего управляющего, и тогда последний созывает должников своего господина и списывает часть их долгов. За притчей следуют три стиха, каждый из которых содержит «урок» притчи: «В обращении с людьми рода своего сыны века сего умнее сынов света»; «Сотворите себе друзей богатством неправедным, чтобы, когда его не станет, они приняли вас в вечные обители»; и «Верный в малом — и во многом верен, и неправедный в малом — неправеден и во многом». Очевидно, тут что-то добавил Лука. И потому, когда мы находим краткий «урок» в конце притчи, у нас есть основания сомневаться в том, что этот текст входил в состав оригинальной притчи.

Второе соображение касается окружения Иисуса. Элемент традиции, который представляет собой воспоминание, должен соответствовать окружению — месту и времени жизни Иисуса, а не какому-либо другому месту либо позднейшему времени. Вот пример, касающийся места: и Матфей, и Лука приводят слова Иисуса о разумном и безрассудном строителях домов, но эти две версии имеют небольшие отличия. В тексте Матфея (7:24–27) противопоставлены два строителя: разумный, построивший дом на скале, и безрассудный, построивший дом на песке. Когда пошел дождь и разлились реки, первый дом устоял, а второй рухнул. Версия Матфея соответствует тому, что мы знаем об Иудее: безрассудный строитель строит дом на песке пересохшего русла реки, которое называют «вади», а в сезон дождей это место заполняет бурный поток.

У Луки (6:47–49) иное противопоставление: это не строительство на «вади» и на скале, но дом с глубоким фундаментом и дом без фундамента. И угрозой тут становится не дождь, а река. Версия Луки отражает реалии всего мира Средиземноморья. Эти отличия мало влияют на смысл, поскольку обе версии говорят об одном и том же и противопоставление позволяет сделать одинаковые выводы. Но слова, приведенные Матфеем, более древние, а Лука видоизменил их, приспособив к иному окружению.

А теперь пример, касающийся времени: Марк (7:19) утверждает, что Иисус «объявляет чистой всякую пищу». Это означало бы отмену разделения пищи на кошерную и запрещенную, то есть отмену главного установления Ветхого Завета относительно пищи. Но маловероятно, что Иисус мог такое заявить. Мы знаем, что вопрос, должен ли христианин соблюдать иудейские пищевые запреты, оставался предметом великого спора на протяжении нескольких десятилетий после смерти Иисуса. Если Иисус это говорил, трудно объяснить, почему данный спор длился так долго или, по крайней мере, почему слова Иисуса не приводили как довод в этом споре. Вероятно, слова Марка восходят к позднейшим временам, когда этот спор еще длился или когда было достигнуто согласие. Итак, повторю суть второго соображения: если описываемое событие или высказывание — воспоминание, оно должно соответствовать окружению Иисуса, то есть по времени отвечать реалиям первой трети I века, по месту — реалиям Палестины.

Третье соображение касается эпизодов, в которых описаны яркие и эффектные события, такие как насыщение толпы пятью хлебами и двумя рыбами, хождение по воде или укрощение бури. Эти истории есть и у синоптиков, и у Иоанна. Другими словами, поскольку мы считаем Евангелие от Иоанна независимым источником, они имеют двойное подтверждение (первый критерий). Значит ли это, что мы должны признать их историческую достоверность? Должны ли мы их отнести к образу исторического Иисуса? Как в данном случае отделить воспоминание от метафоры?