Иржи Лангер - Девять врат. Таинства хасидов

Быть может, где-то в Израиле или Нью-Йорке, среди евреев сыщется горстка старых набожных хасидов, которые еще сохранили обычаи, вынесенные со своей прежней родины. Но это лишь отзвук прошлого. Под голубым небом Израиля или в уличной суете Бруклина уже не может продолжаться та мистическая реальность, какой маленький хасидский народ наслаждался в своей галицийской обособленности от мира и от времени, в нищете, уравнивавшей всех, в свободе, подчинявшей всех лишь одной воле Божьей, и в том величавом вдохновении, которое нисходило на их религиозную общину через мудрость и чудеса святых раввинов.

Именно таким запечатлел напоследок мир хасидов мой брат Иржи, воздвигнув им вечный монумент и сохранив о них нетленную память в своей светлой, улыбчивой книге.

Автор читателям

Когда мою книжку вы семь раз прочтете,

то, пожалуй, по праву и скажете:

«Это плохая книга, но одна история

в ней мне понравилась».

Какая? — И каждый назовет иную.

Каждый по корням души своей

и по отблеску миров,

сквозь которые в ту ночь летела его Земля.

Сценок из повседневной жизни на этих страницах совсем немного. Вам даже может показаться, что вы ненадолго перенеслись в далекую экзотическую страну, в которой растут другие цветы и светят другие звезды. Перенеслись в те стародавние времена, когда реальность была сном, а сон — реальностью.

Однако это не так. Все, о чем я пишу, происходило совсем близко, по соседству, и не очень давно — можно сказать, минуту назад. А разве каких-то семьдесят или полторы сотни лет в словесном творчестве, способном заглянуть в зеркало истории, исчисляющей свыше трех тысячелетий, не всего лишь одна минута?!

Трудна дорога в империю хасидов. Путешественник, продирающийся сквозь чащобы девственных лесов, неопытный и плохо вооруженный, не более отважен, чем тот, кто рискнул проникнуть в хасидский мир, отталкивающий, а то и пугающий своими причудами.

Лишь немногие дети Запада совершили этот путь. Их едва ли столько, сколько пальцев на руке, что пишет эти строки.

Девятнадцатилетний юноша, воспитанный, как и вся тогдашняя молодежь, в догорающих традициях предвоенного поколения, в один прекрасный летний день 1913 года покидает Прагу, влекомый тайной жаждой, которую даже теперь, по прошествии стольких лет, не может себе объяснить, и едет на восток, на чужбину.

Осознает ли он, чего лишается в этот день?

Осознает ли, что лишается европейской цивилизации с ее удобствами и достижениями, как и успехов в жизни, называемых карьерой? Предчувствует ли, что его душа уже никогда не сможет воспринимать стихи, которыми он наслаждался до сих пор? Что с той минуты, когда он впервые услышит ритмы хасидских песен, все волшебство иной музыки померкнет раз и навсегда и все прекрасное, до сих пор ласкавшее его глаз, уже наполовину скроется за мистической пеленой познания Добра и Зла?

Он едва ли понимает, что в ту минуту, когда он думает, будто достиг цели, только тогда для него начинается самая труднодоступная часть пути. Ибо врата в империю хасидов перед ним откроются не сразу. Они заперты на длинную цепь телесных и душевных страданий. Но тот, кто однажды заглянул в эту империю, уже никогда не забудет увиденных там сокровищ.

Властители этой империи сокрыты от взоров мира. Их чудесные деяния и всемогущие слова стали в нашем мире уже чем-то второстепенным — это лишь кромка пелены, окутывающей их существа, в то время как лица их обращены к далекой тишине Абсолюта. Лишь слабый отблеск их душ падает на наши слишком материальные тени. Однако до сих пор перед моим взором, годы и годы спустя, друг за другом встают эти фигуры. Передо мной во всем своем величии и силе оживают не только те, кого я знал лично, но и те, о которых я только слышал или читал в старинных еврейских книгах. Я чувствую, как они овладевают мною. Что-то принуждает меня взять перо и описать все с такой достоверностью, на какую я только способен.

Пятница, после полудня. Местечко Белз, еврейский Рим, готовится встречать шабес.

Местечки Восточной Галиции все на одно лицо уже многие столетия. Нищета и грязь — их характерные внешние признаки. Бедно одетые украинские сельчане, пейсатые евреи в изодранных кафтанах, множество коров и лошадей, гусей и жирных хряков, безмятежно пасущихся на площади. Белз отличается от других местечек разве что знаменитой синагогой, не менее известным домом учения и большим домом, принадлежащим белзскому раввину. Эти три здания окружают площадь с трех сторон. Постройки очень простые, но в этом бедняцком захолустье на краю света они выглядят поистине достопримечательностями. В Белзе свыше трех тысяч жителей. Половина из них — евреи.