Но как солнце, проходя грязные места, не пачкается, так и Благодать при всех людских грехах остается действенной, и будет до скончания века пребывать в таинствах Св. Церкви. Но чтобы сподобиться благодати, усвоить ее, необходима война с самим собой, война с Mipoм, живущим в нашем сердце.
Что плачешь? Кого ищешь? — спрашивает Воскресший Христос Марию.
Все мы плачем от обиды, от досады, от боли, от страха, от потерь… Плачем и плачем. А уже Воскрес Тот, Кто устранил все печали, разрешил все болезни и недоумения, Воскресением Своим упразднил смерть. И получается: не о чем нам больше плакать, Христос Воскрес — веселье вечное!
Но как же мне не плакать, когда это все проходит мимо меня, когда это все не для меня?
Мария плакала о Христе, в Нем была ее жизнь. С Его смертью она потеряла все, а в Воскресении все обрела: «непрестанный глас празднующих… зрящих лица доброту неизреченную».
А что же я? — Все это могло бы быть и для меня, только вот плачу я не о том, о чем единственно стоило бы плакать, и ищу не того, что единственно стоило бы искать. Оттого и нет в моем сердце радости. И слова: о чем плачешь, кого ищешь? — звучат укором моему неразумию, будят мое окаянство, взывают к разуму моего сердца.
Все мы неисправные грешники и странно нам слышать: помолись за меня. Сказано: Бог грешников не слушает. И тем не менее Св. Церковь понуждает нас к молитве, видит в молитве важнейшее дело, считает молитву центром духовной жизни.
Наверное, Божественная благодать, всегда немощное врачующая и оскудевающее восполняющая, самой молитвой врачует и восполняет. Сама молитва человека к Богу — единственная возможность стать человеком. Молитва взывает к действию, животворит мертвую душу, возгревает Божественную Любовь, для Которой нет ничего невозможного.
Даже если Господь не слушает грешника в его неразумных желаниях, Он освящает его в его молитве. Молитва и есть благодать.
* * *
Одно из самых таинственных явлений жизни нашей души — это отношение ко всякого рода лжи. С одной стороны, все мы отлично понимаем, что ложь — это то, чего нет, что не существует; с другой — эта «пустота» до отказа наполняет нашу жизнь. И не то, чтобы все это совершалось без нас, именно мы сами склонны ложь подавать и принимать, как правду, как то, что есть. И не просто есть, а как бы есть главное содержание нашей жизни.
В чем дело? Почему так?
Ложь нам льстит: льстит уму, льстит чувственности, льстит самолюбию («коварство козней льщения»), льстит нашей «самостоятельности» (гордыне). Она как бы погружает нас в мир «собственной» жизни, самодостаточной, «независимой» жизни. Ложь — как бы виртуальный мир виртуального покоя.
А как же правда? — Ею жить трудно, особенно сейчас. И главный момент: правда нам о себе самих может наговорить и говорит много такого, после чего очень трудно, если вообще возможно, уважать себя. А так хочется… Ложь «помогает» нам в этих трудностях, и мы продолжаем жить, уважая себя и осуждая других. А для «полноты комфорта» врем себе и другим, чтобы самолюбие наше спокойно паслось на лужайке жизни…
Правда всю нашу жизнь в прихотях и похотях зачеркивает и понуждает всерьез заниматься своей совестью. Правда жизни сеет смятение и боль о совершенных и совершаемых ошибках (грехах), потому мы, чтобы жить, как привыкли, вынуждены врать, и это нам помогает. Но только здесь и сейчас…
* * *
Церковь — «царство не от мира сего», и потому в ней все «не так». Живя в ней, отдавая — приобретаешь, истощаясь — восполняешь, теряя — находишь, потому так трудно войти в нее человеку с развитым плотским мышлением, с развитым плотским чувством. Человеку, который сильно пророс в плоть, Церковь кажется нежизненным пространством, ненужной пустотой, подобно той, которую мы видим у себя над головой.
Но Св. Церковь — невидимый мир, на котором все стоит, как звезды на тверди. Она — твердь реального мира.
В православии нет секретов, но есть тайны, поэтому Евангелие предлагает воспринимать жизнь по-детски, ибо в познании тайн жизни мы всегда дети, и как бы многие гордые души ни пытались вскрыть тайны бытия, ни у кого ничего не получилось. Наше желание быть как Боги, чтобы все понять, безрассудно, ибо конечное и несовершенное есть нам приговор.
Понять этого не может гордость, когда, не понимая простого, покушается на сложное. И те противоречия, которые терзают наши души, отчасти созданы нашей гордыней — мучаемся тем, чего нет нужды разрешать.
Читать дальше