Первое время я внимательно всматривался в его внешность и старался распознать его внутренний мир. Старцу тогда было 80 лет, но он был относительно здоров. Он служил каждое воскресенье и участвовал в литургиях в соответствующие дни, как и по субботам, и на праздники святых.
Старец был среднего роста и с прямой осанкой, несмотря на проблемы с поясницей. При ходьбе он опирался на трость. Его походка была величественной и в то же время "монашеской" по характеру. Она выражала естественное благородство и смирение аскета. Когда старец шел по дорожке, в нем был виден одновременно аристократ и отшельник-подвижник. У него были голубые глаза, седая борода; белоснежные волосы слегка ложились на плечи. В лице старца можно было увидеть жизнерадостность и задумчивость. Он говорил низким голосом, медленно и ясно, и его слова трогали до глубины души. Смеялся он от всего сердца. Однако всегда внезапно останавливался, говорил по-русски "да" и серьезно продолжал беседу. Он был очень задумчивым, но в то же время радостным. В этих двух чертах выявлялась его личность подвижника и глубина сердца, ему были чужды эгоистическая замкнутость или наглое паясничество. Весь лик старца говорил о глубине его внутреннего мира.
Он всегда свято носил маленький крест на простой цепочке. На Западе православные клирики обычно носят кресты, чтобы их можно было отличить от евреев и мусульман.
Спустя несколько дней я попросил старца назначить время, чтобы обсудить различные занимавшие меня вопросы. Основное правило старца, как уже было сказано, — дать паломнику проникнуться атмосферой монастыря на пользу души, чтобы тот ощутил внутреннюю перемену; и уже после этого старец беседовал с ним. Часто встреча устраивалась накануне отъезда посетителя и проходила по-разному, согласно нуждам собеседника и внешним обстоятельствам.
Действительно, вся царившая в обители атмосфера была глубоко молитвенной и благословенной. Прочувствовав ее, человеку было невозможно не измениться. Ежедневные службы с молитвой, побуждающие к благочестию Божественные литургии, общение с монахами, которые никогда никого не осуждали, и, прежде всего, присутствие старца Софрония открывали глубины духовности. Некий паломник, клирик (о. Симеон Крагиопулос), осознав сие в первый же день своего пребывания в монастыре, объяснил мне причину: глубина личности самого старца.
Однажды старец вышел из своего домика для своей обычной прогулки. Встретив меня на дороге, он сказал: "Пойдемте погуляем и побеседуем, — и, шутя, добавил: — Будем с Вами гуляющими философами".
Мы шли по тропе от монастыря к храму Всех святых. Это была маленькая асфальтированная дорожка, по которой могла проехать только одна машина и с трудом могла разминуться лишь с легковой малогабаритной машиной; по обеим сторонам дороги буйно росла крапива и другие растения.
Сначала я задал вопрос, старец Софроний мне ответил, и потом сам стал переходить от одного вопроса к другому, как будто бы видел меня насквозь — все мои проблемы и вопросы. Таким образом, первый урок, который я получил от старца Софрония, был дан в пути, что было весьма символично: действительно, для меня это был путь к истине. И как будет видно в дальнейшем, в старце я видел синтез монаха-отшельника, богослова, отца Церкви и церковного мужа: в нем сочетались предание трезвенного безмолвия, православное богословие и церковная жизнь.
Мы разговаривали на греческом языке, который он выучил, когда подвизался на Святой Горе. Я узнал, что он освоил греческий под руководством митрополита Иерофея Мелитопольского — преподавателя на Святой Горе. Начиная свои занятия, стремясь запоминать слова, грамматику и синтаксис, он почувствовал, как его ум, который прежде находился в сердце в покаянной молитве, вышел из сердца в мозг. Тогда он осознал, что его ум много лет был в сердце. Как-то он стал свидетелем ссоры двух монахов, но из-за пребывания его ума в сердце он даже не слышал, что они говорили. Так он смог проанализировать движения своего ума.
Однажды митрополит попросил старца Софрония написать отрывок по-гречески. Старец из-за расположенности к языкам древнегреческий язык выучил в совершенстве, к тому же он обладал большим духовным опытом и святоотеческим мышлением, и отрывок получился похожим на писание одного из древних отцов. Митрополит подумал, что старец скопировал какое-то святоотеческое писание, и сказал ему: "Напишите сами собственный текст, не переписывая сочинений отцов".
Читать дальше