Иерофей - «Знаю человека во Христе...» - жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова

Итак, старец Софроний в совершенстве владел древнегреческим языком. Однако, живя много лет на Западе, где ему приходилось общаться на русском, французском и английском, он забыл некоторые греческие слова. Во время беседы он старался выражаться точно. К тому же, пытаясь найти какое-нибудь слово, он говорил: "К несчастью, говоря на других языках, я забываю прекраснейший язык мира — греческий. Греки — аристократы".

Вот что старец Софроний сказал мне во время нашей первой встречи:

— Начало духовной жизни есть осознание своей греховности. Человек ощущает себя хуже даже животных, недостойным любви Божией. Это "естественное" (нормальное) состояние, которое дается по благодати Божией. Это и есть "жить ад", как полюс, противоположный созерцанию нетварного света. В свете Божественном мы видим наше состояние, как если перед нами предстает ясная картина, подсвеченная сзади. Не видеть страстей внутри себя — сигнал для тревоги.

— Старцу Силуану была открыта истина: "Держи свой ум во аде, и не отчаивайся". По действию благодати Божией, мучения и пламя ада чувствуются не только в душе, но и в теле. Это редкий Божий дар. Это есть закон духовной жизни: сначала мы живем Бога "отрицательно", как "огнь поядающий" [572] Евр. 12:29 . , и затем "положительно", как Свет [573] 1Ин. 1:5 . . Через этот огонь прошли все великие святые. Мы пребываем до возможных нам пределов в объятиях ада. Когда же приходит отчаяние, мы ненадолго отступаем от ада, живя надеждой на Бога. Пламя адово пожигает страсти, и огонь сей превращается в Божественный свет.

— Умная молитва помогает погрузиться в глубину нашего бытия, найти "глубокое сердце", откуда начинается глубокое покаяние. Сердце тогда становится тонко-восприимчивым. Через Божественную литургию мы осознаем всю трагедию человечества и молимся за страдающее человечество. Мы живем молитву Христа в Гефсиманском саду и Его распятие на Голгофе. Божественная литургия помогает нам жить все человечество в молитве об усопших и о грешниках. "Дух" Божественной литургии есть "дух" жертвенной любви, глубина самоумаления Христа, молитва Христа в Гефсиманском саду, которой нам надлежит молиться.

— Учение о персоне является очень важным в наше время. Многие говорят о личности с точки зрения философии и психологии, индивидуализма. Однако личность является откровением Божиим человеку. Из Божиего откровения, из богоявления человек осознает, что Бог есть Личность и сам человек есть личность, и приходит к общению с Богом "лицом к Лицу". Ипостасное начало, заложенное в нас при нашем зачатии, реализуется в нас через откровение Бога человеку, через созерцание нетварного света: это — основа аскетической и духовной жизни.

— Отцы предпочитают говорить об ипостаси вместо личности, потому что слово "личность" может привести к внешнему пониманию его смысла, к индивидуализму.

— Ипостасный путь — это стремление к причастию славы Божества в личности Иисуса Христа. Мы идем по этому пути через таинства и личный подвиг.

* * *

Я пробыл в монастыре около полумесяца, участвовал во всех работах и службах монастыря. Мне приходилось часто видеть старца на службах и на Божественных литургиях, сослужить вместе с ним. И я понял, как служат великие святые.

Незадолго до отъезда я спонтанно попросил у старца Софрония частичку мощей преподобного Силуана: он получил ее во время перенесения мощей святого и хранил в алтаре храма. Надо сказать, что святой Силуан тогда еще не был канонизирован. Старец Софроний очень обрадовался, когда я ему рассказал, что в Эдессе каждый месяц мы служим всенощную и во время службы читаем из сочинений святого Силуана. Дар частички мощей святого Силуана он считал особым благословением Божиим.

За день до отъезда я хотел еще раз встретиться со старцем. На этот раз беседа проходила в "бюро" рядом с храмом Святого Иоанна Предтечи, по священному чину, принятому у старца даже для бесед. Старец Софроний, стоя около кресла в кабинете, возводил внутренний взор свой к небу, и с закрытыми глазами читал "Царю Небесный…", и затем, перекрестившись, садился в кресло и начинал беседу в торжественно-священном тоне, выдержать который для меня было не просто. Ибо это не была привычная светская беседа. В большинстве случаев я задавал простой вопрос. Когда старец начинал отвечать, я уже не смел его прерывать. В иной раз он сам мог начать беседу, и поводы могли быть самые разные: например, он радовался общению и пояснял, что общение в Духе Святом становится уже "пророческим событием".