Иерофей - «Знаю человека во Христе...» - жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова

— Человек может хранить память о Боге, даже не произнося слов молитвы.

— Прежде чем совершить что-либо, нужно ждать, пока Господь даст на это силы. Например, если у нас есть желание уйти на Святую Гору, но нет сил на этот шаг, то, даже и исполнив его, мы не получим никакой пользы.

— Часто по разным причинам сердце закрывается для молитвы. У людей это происходит по многим причинам. У одного — от дерзости, у другого — от пустословия, у иного — от тщеславия. Необходимо самоукорение и плач.

— Кто живет с внутренним напряжением в молитве, часто бывает излишне чувствительным и раздражительным. Есть большая опасность, что такой человек может разгневаться из-за пустяка, причем очень сильно. В таких случаях необходима большая осторожность.

— Жизнь монаха проходит в плаче. Это его естественное состояние. Здесь нет ничего странного: плач есть преизбыток Божественной любви.

— У того, кого посещает благодать Христова, молитва начинает твориться сама, сердце говорит ее. Он чувствует ее и днем, и ночью. Это особая благодать. Тогда ему нужно оставить мир и уйти в монастырь. А если останется, то скоро потеряет эту благодать. Обычно человек откладывает уход в монастырь, полагая, что и в миру сможет сохранить самодвижущуюся молитву. Но очень скоро она оставит его.

— В миру легко совершаются многие грехи, ибо там многое побуждает и двигает к греху. Хвала от людей питает гордость, дает некое утешение. В монастыре нет похвал, как нет и утешений, поэтому действенную молитву монаху дает только послушание. У кого нет послушания — тот пропадает, угасает, не имеет молитвы, не имеет жизни.

— Когда наступает время ухода из монастыря в пустыню, монах получает от Бога великую энергию благодати и ничто не сможет его удержать. Он готов уйти даже через окна монастыря.

— Для опытных в духовной жизни Святая Гора может стать препятствием к прогрессу по двум причинам: или вырабатывается привычка-состояние жить формально и более не заботиться ни о чем; или же, желая прогресса в духовной жизни, они столкнутся с завистью других монахов. Тогда придут искушения.

— Тому, кто обладает духовным опытом, не следует просить совета у многих, чтобы не прийти в смущение, а нужно слушаться своего старца.

* * *

Как я уже говорил, старец был человеком молитвы, вся его жизнь была "пламенной молитвой", его наполняла жажда Бога, и поэтому он постоянно говорил об этой жажде. Всякий, кто видел его, понимал, что все его существо, его поступки, его общение с людьми, его беседы, его слова были отблеском молитвы, и поэтому он был неповторимым богословом. Как говорит преподобный Нил Отшельник, "тот есть богослов, кто истинно молится, и тот, кто истинно молится, есть богослов".

Это можно было видеть и по тому, как старец служил Божественную литургию. Он считал, что Божественная литургия подобна молитве Христа в Гефсимании. Как там Христос молился за весь мир : "Отче мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты" [592] Мф. 26:39 . , и пот Его падал, как капли крови, падающие на землю [593] Лк. 22:44 . , так и священнослужитель молится за весь мир. Для старца Божественная литургия не была просто формальным обрядом, она так же, как и простая личная молитва, была служением людям. Священнослужитель есть ходатай пред Господом за весь мир и переживает ту же агонию, что и Христос в Гефсимании.

Исходя из такого понимания священнического служения, он составил для священников молитву, которую они должны читать перед началом Божественной литургии:

"Боже мой и Господи Иисусе Христе,

се, аз, недостойный иерей,

дерзаю паки приступити к страшному престолу Твоему,

да службу мою совершу.

Молю Тя, Царю безначальне, Сый прежде всех век:

не отврати Лица Твоего от отрока Твоего,

и слуха Твоего от нечистых молитв да не заградиши.

Ходатайства моего об искупленных кровию Твоею да не презриши

и дерзновения моего да не вмениши мне в грех.

Боже мой, в помощь мою вонми;

Господи, помощи ми потщися".

Если кто-либо внимательно прочитает литургические молитвы, которые составил старец и которые опубликованы, он сможет понять, как старец относился к Божественной литургии. Старец имел глубочайшее чувство величия таинства и молился триединому Богу об очищении и просветлении ума, о достойном приобщении тела и крови Христовых, об исцелении нашей природы, разрушенной падением Адама, о приобщении к нетварному свету, о вступлении в светлое Царствие Божие. В этих литургических молитвах отражается богословский взгляд старца на Божественную литургию и то, как он совершал таинство.