Владимир Топоров - Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)

Эта формула благого замедления, ведущего к поспешению, т. е. к тому успеху, который достигается и надежнее, и скорее («спе́шнее») всего, в устах Сергия звучит особенно убедительно. И сам он действовал так — помедлив, словно пропуская возможное течение ситуации через тот фильтр, который помогает осесть в осадок (ср. др. — русск. модети "медленно загустевая, оседать" : праслав. *mъdéti , см. ЭССЯ 20, 1994, 205) всему тому, что «возмущает» и самое ситуацию, и ее ви́дение. Праслав. *тъd-, *mъdьlъ(jь), *тъdъliti (se), *mъd(ь)léti за значением "медлить" ("tardare", "cunctari") обнаруживают и более глубокий смысловой слой — "слабеть", "увядать", "терять силу", "становиться вялым", "млеть", "лишаться сознания", "обмирать", "замирать" и т. п. (см. ЭССЯ 20, 1994, 205–211). В ситуации Сергия медление, замедление, нарочитая медлительность, возможно, могут быть поняты как постепенное отключение от «умствующего» разума, освобождение от диктата ratio как чистой умозрительности и открытие доступа к интуитивному, спонтанному, которое в трудных условиях и при дефиците времени может озарить человека промыслительным выбором нужного решения, позволить ему увидеть целое во всей его последней глубине. В этом смысле, видимо, и надо понимать «сергиеву» максиму « Се ти замедлениесугубо ти поспешениебудетъ », своего рода более сильный аналог пословичному тихо едешь, дальшебудешь (интенсивный вариант к экстенсивному пространственному дальше — временно́е скорее ; впрочем, и «дальше» тоже чревато временны́м «скорее»): оно, это «дальше», — о времени, выраженном в пространственном коде.

Это место отсылает к словам Сергия, произнесенным во время встречи с князем Димитрием незадолго до битвы: « Не уже бо постиже венец победе носити, но по минувших летех, ныне же мнози венцы плетутся » (Пов. Кулик. 1959, 86).

Интересно, что здесь князю Олегу Рязанскому сообщают о «калугере» (καλόγηρος) Сергии так, как будто князь впервые слышит это имя. Вообще складывается впечатление, что всерусская известность Сергия — достояние более позднего периода: воспоминания о Сергии после его смерти многое сделали для прославления преподобного и распространения его славы, естественно, сдвинув начало этой известности и славы к более раннему периоду.

Ср.:

И в то время преподобный игумен Сергийз братиею вкуси хлеба, брашна в трапезе не по обычаю. И востав от стола, «Достойно» сотворив и рече: «Братия моя, что се есть?» И не могоша братия ответа ни един воздати ему. Рече же преподобный Сергие: «Аз вам, братия, глаголю, яко князь великий Дмитрей Ивановичь здрав есть пришол на свой стол ».

Ср. в «Задонщине»: а изгибло нас всей дружины пол 300000. И помилова Бог Рускую землю, а татар пало безчислено многое множество (Пов. Кулик. 1959, 17). Чужие потери, конечно, считать легче.

Но надо отдать должное нашим предкам: своих потерь они не скрывали, и вот что говорит о них летописец в записи под 1380 годом — […] осталося всехъ насъ 40000, а было всехъ вяще четырехсотъ тысящь и конныа и пешiа рати (Никон. летоп. — ПСРЛ 1965, XI, 65). Оттого и был великий плач и на Москве и по всей Руси, откуда было послано войско на Дон. И какими бы ни были подсчеты тех, кто положил свою жизнь на поле битвы, их всегда было намного больше, чем оставшихся в живых. Ср. в «Основной редакции» текста «Сказания»:

И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: «Считаетеся, братие, колькых въевод нет, колькых служилых людей? » […] « Нет у нас, государь, 40 боаринов московских, да 12 князей белозерскых, да 13 боаринов посадников новгородских, да 50 бояринов Новагорода Нижнего, да 40 боаринов серпоховскых, да 20 боаринов переславскых, да 25 боаринов костромскых, да 35 боаринов владимерскых, да 50 боаринов суздальскых, да 40 боаринов муромскых, да 33 боаринов ростовскых, да 20 боаринов дмитровскых, да 70 боаринов можайскых, да 60 боаринов звенигородскых, да 15 боаринов углетцкых, да 20 боаринов галитцскых. А молодым людем счета нет, нъ токмо ведаем: изгыбло у нас дружины всеа полтретьа ста тысящ и три тисящи, а осталося у нас дружины пятьдесят тысящ » (Пов. Кулик. 1959, 75; ср. также Пов. Кулик. 1959, 106: «Летописная редакция»; 153–154: «Распространенная редакция» — «от детей боярских и от молодых во всех полцех 200000 и 50000 и 3000»; 201–202: «Забелинский список» — « А посечено […] от безбожного царя Мамая 200000 без четирех человек. А помиловал Господь землю всю Русскую » […] и всех ям копаша 300000 ).