Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 3

— Да, остаюсь. Для меня Христос всего дороже.

— Все это чепуха, — уверенно сказал похожий на Троцкого. — Вопросы политической борьбы — это самое основное. Мы, старые коммунисты, открыто боремся за правду. Мы не можем смотреть спокойно, в каком ужасном положении находится наше крестьянство, в какой нищете, и как за его счет и армии заключенных ведется все строительство и развитие страны.

— Да вы что же, все эти годы были здесь? — спросил Лева.

— Да, здесь, вон в том корпусе, где находятся политические. Нас не пускают в лагеря, и среди всех вас, уголовников, мы тоже не хотим быть.

— Да, но как же вы попали в этот коридор? — спросил Лева.

— Нас, видимо, пересылают в политизолятор, — ответил лысоватый. — А тебе, парень, посоветуем все-таки бросить свою религию. Это ни к чему. Вот сидели в том корпусе два ваших брата-баптиста, их привезли из лагеря, где они работали на шахтах. Эти шахтеры надумали там везде проповедовать Христа. Их предупреждали, побуждали замолчать, они же открыто и в столовых, и в бараках, и, спускаясь в шахты, проповедовали Евангелие, призывая людей, как это у вас называется, покаяться.

— Что же, их осудили и дали новый срок? — спросил Лева.

— Да, их осудили, но нового срока не дали. Их расстреляли.

Больше эти политические не стали разговаривать с Левой, а пошли гулять по коридору, оживленно что-то обсуждая между собой.

Больно, очень больно стало на сердце у Левы, когда он услышал весть, что двое их братьев приняли мученическую смерть ради Христа. Стефана оплакивали мужи благоговейные и похоронили, но кто оплакивал и кто похоронил этих мучеников? Ни семья, ни их родные и близкие верующие не знали об их конечной участи. Господь знает их имена, и Он воздаст им. Они победили кровью Агнца и словом свидетельства своего, и не возлюбили души свои даже до смерти (Откр. 12, 11).

Не раз еще Лева видел этих двоих политических гуляющими по коридору. Ни с кем из заключенных они не разговаривали; не разговаривали они больше и с Левой. Лева не решался подойти к ним и спросить, кто они. Троцкисты, или зиновьевцы, или бухаринцы? Знал только о них то, что они коммунисты.

Находясь в карантине, Лева и другие с нетерпением ожидали дня, когда их отправят в тот лагерь, где надлежит отбывать срок. Заключенные только и говорили о том, где лучше быть. Большинство мечтало о сельскохозяйственных лагерях, где и работа полегче, и чистого, свежего воздуха больше, и при сборах урожая картофеля и других культур так или иначе все бывают сыты.

Периодически приходили люди и спрашивали различных специалистов, отбирали подходящих себе, и они, даже не окончив карантин, направлялись спецэтапом туда, где они были нужны: на стройку или на производство.

Прибывали новые этапы, среди них были и верующие. Петя Фомин и Лева всегда расспрашивали вновь прибывших и отыскивали среди них родных во Христе.

Днем выводили на работу во двор. Водили на работы и вне распреда. В большинстве случаев это была чистка снега, дорог, железнодорожных путей. Заключенные на эти работы тли с радостью. Хотелось подышать свежим воздухом. Прогулки, которые давали, когда камеру не выводили на работу, были так коротки, а люди, находившиеся в заключении несколько месяцев, явственно чувствовали, что без свежего воздуха они слабнут, лица становятся бледными, без краски румянца.

Выходил на работу и Лева — чистить снег. Казалось, это была самая легкая работа, но сидка в тюрьме, недостаточное питание, отсутствие тренировки сказывались, и он удивлялся на себя, как он быстро уставал и лопата становилась тяжелой. Как ни напрягал Лева силы, одышка и слабость нарастали. «Да, тюрьма не красит человека, — думал он, — а что впереди?» Он вспомнил, как пять лет назад, покинув этот знаменитый распред, он попал на тяжелые работы и перенес страшное горнило испытаний, из которого только Господь вывел его здоровым и бодрым. А теперь что будет? Вместе с Петей Фоминым все свои беспокойства и заботы они в молитве рассказывали Господу и верили, что Он силен провести их и долиной тени смертной.

Лева по-прежнему, по многолетней привычке, по утрам записывал в маленькую самодельную книжечку памятные стихи на день из Слова Божия. Библии, Евангелия ни у кого не было, но в сердцах, на полотняных скрижалях сердца у каждого верующего были записаны чудные места из Книги книг — Библии, и в беседе братья всегда делились ими, как самым драгоценным.