Юрий Годованец - Немного слов. Книга Третья

На истребителе стареньком доброго лунного тела
Вышла душа поискать себе к ужину дела…

Глаз озорными белками она прошмыгнула столетия;
Тело неслось, пожирая пространство, как слепень.

Как неумело оно в управлении смелом
И, как ребенок, соскучилось начатым делом.
Мышью летучей себе залетая навстречу,
Я уговаривал: Тише, не надо раскачивать вечер!

Как мастерком, что взвивает тяжелую известь,
Гибким плечом вся вселенная перекосилась.

В перегрузках болтались тяжелого тела излишки.
Плоть на вырост – как всякие чёрные списки.

Джонатан Ливингстон, бодхисатва, свернувший над веком.
Я Его ревновал и до похоти был человеком

И, блик скоротечный в сервизе высоком,
Лишь только висками свистел – как осока.

А колокол выл, чтоб в язык его – ниткой в иголку,
Но за скатерть задев, я смахнул со стола сервировку,

Оперение смято, я понял, сместившись за контур,
Но уже на лету я Луну подхватил – как солонку;

Брынзу ужаса сжал, и рябины в пах брызнула ветвь,
Рябое небо – как рядно – и рядом рондо: планер, пламя, смерть.

И уже впопыхах, не найдя под рукою отвеса,
Серебра не жалея, освобождался от веса.

Моим парашютом был клуб еще тёплого дыма.
Я падал на землю и всё мне казалось, что мимо…

Артезианский орнамент, оставленный в гибнущем небе, —
Путь слезинки, покинувшей мыслящий стебель.

Да набухает душа обертонами бессмертия:
Мой самолётик – высокого неба предсердие.

Всё движет любопытство или слава!
Боюсь, судьба связала их узлом;
Смотри, не попади под колесо состава —
Свод неба только с виду невесом.

Пространство свободы – как та же тюрьма;
Хоть правду принять нелегко!
Ведь свет – это лишь разрежённая тьма.
Так наши дома далеко…

Вдруг ты, погружаясь в безбашенный мёд,
– Когда будешь в Москве? – на прощанье спросил…
Всё знали мы задним умом наперёд.
Москва – имя сотов у Слова – для сил.

А в сотах – нетленная сущность ума,
Хоть образ у каждого свой.
И вновь собирается светлая тьма
Срывать облака над Москвой.

Плач – не на ветер,
собраны мы ведь
реветь и верить,
верить и реветь!

Как буквально Духа сила
смысл молитвы поняла.
Поднимая, опустила.
Опуская, подняла.

Нельзя нам быть наедине.
Ты Всемогущ, а я ничтожен,
Товар с тавром среди таможен;
Ты в небесах, а я на дне!

Нельзя, такие лезут мысли
В постели, ступе иль посте…
Ты держишь мир на коромысле,
Я – на Твоём теперь кресте, —

Цепляясь, падая, скользя,
Свои теряя половины…
Наедине быть нам нельзя.
Мы и без этого едины.

Покружил я над гнездовьем,
над ключом колючих жил,
неприкаянным и вдовьим,
над крестами покружил.

С песней пепел восприемлю,
только вечности – в обрез…
Иногда врезаясь в землю,
достигаешь ты небес!