Шри Ауробиндо - Шри Ауробиндо. Жизнь Божественная – II

Но конфликт обычного и более высокого рассудка этим не ограничивается. Когда мы говорим об истинной личности, как о сознательной силе бытия Вечного, мы всё еще используем интеллектуальные понятия, – нам пришлось бы прибегнуть к чисто символическому языку и мистическим оборотам речи, чтобы полностью избежать их, – но, что еще хуже, пытаясь избавиться от идеи эго, мы используем слишком абстрактный язык. Поэтому лучше назвать истинную личность сознательным существом, которое в нашем понимании воплощает в себе Вечного в ипостаси силы, способной к индивидуализации и субъективному восприятию бытия; ибо она должна быть конкретным существом, наслаждающимся бессмертием, а не абстрактной силой. И тогда человеку становится ясно, что не только он пребывает в мире, а мир в нем, но и что Бог пребывает в нем, а он в Боге; но это, однако, означает не зависимость существования Бога от человека, а проявление Бога в том, что Он проявляет внутри Себя; индивидуальное существует в Трансцендентном, но и всё Трансцендентное скрыто пребывает в индивидуальном. Более того, я един с Богом в своем бытии и всё же я могу устанавливать с Ним субъектно-объектные отношения. Я, освобожденный индивидуум, могу наслаждаться Божественным в Его трансцендентности, будучи единым с Ним, и одновременно наслаждаться Божественным в других индивидах и в Его космическом бытии. Очевидно, мы достигаем неких фундаментальных отношений Абсолюта, которые только тогда могут быть понятны уму, когда мы увидим, что Трансцендентное, космическое и индивидуальное являются вечными силами сознания (мы снова, и на этот раз безнадежно, скатываемся к полностью абстрактному языку), абсолютного существования, единства, являющегося чем-то большим, чем просто единство, и трояким образом представляющего себя своему сознанию в нас. Но мы не можем адекватно говорить о нем на человеческом языке и даже не должны лелеять надежду рассказать о нем рассудку с помощью позитивных или негативных понятий, а можем лишь надеяться указать на него, прибегая к самым возвышенным оборотам нашего языка.

Но обычный ум, не испытавший этих, столь конкретных и несомненных для освобожденного сознания переживаний, вполне может не согласиться с тем, что покажется ему не более чем массой интеллектуальных противоречий. Он может сказать: «Я очень хорошо знаю, что такое Абсолют; это то, что лишено относительных качеств. Абсолютное и относительное взаимно исключают друг друга; в относительном не может быть ничего абсолютного, в Абсолютном не может быть ничего относительного. Всё, что противоречит этим сформулированным мной исходным постулатам, интеллектуально ложно и практически невозможно. Прочие утверждения также противоречат моему закону противоположностей, согласно которому из двух взаимоисключающих утверждений верным может быть только одно. Невозможно быть единым с Богом и, тем не менее, иметь с Ним отношения, аналогичные отношениям любящего и Возлюбленного, предполагающие радость и наслаждение. В состоянии единения не может быть субъекта, испытывающего радость, и объекта, приносящего радость; только Единый может выступать как в роли субъекта, так и в роли объекта. Бог, индивид и космос должны быть тремя различными реальностями, иначе между ними не может быть никаких отношений. Они либо изначально и вечно различны, либо различны в настоящий момент, хотя когда-то вначале возможно были одним неделимым целым и, может быть, в конце снова станут таким целым. Единство, вероятно, было и, вероятно, будет, но сейчас, пока индивидуум и космос продолжают существовать, его нет и не может быть. Космическое бытие может познать и обрести трансцендентное единство, только перестав быть космическим; индивидуум может познать или обрести космическое или трансцендентное единство, только избавляясь от всякой индивидуальности и индивидуализации. Или если единство это единственная вечная реальность, то тогда космос и индивид в реальности не существуют; они представляют собой иллюзию, налагаемую на себя Вечным. Такая точка зрения вполне может привести к противоречию или к неразрешимому парадоксу; но я лучше предпочту противоречие в Вечном, которое я могу и не разрешать, чем противоречие здесь, на уровне моих исходных постулатов, которое я вынужден буду разрешать логически и в практических целях. Исходя из этой гипотезы, я могу либо согласиться с практической реальностью мира и мыслить и действовать в нем, либо отвергнуть его, как иллюзию, и перестать мыслить и действовать; я не обязан примирять противоречия и не призван осознавать нечто запредельное мне и миру и, оставаясь сознательным в этом нечто и опираясь на эту основу, взаимодействовать, подобно Богу, с миром противоречий. Попытка уподобиться Богу, оставаясь личностью, или быть тремя вещами одновременно представляется мне логически несостоятельной и практически невозможной». Такую позицию вполне может занять обычный человеческий рассудок, привыкший проводить ясные, четкие и однозначные различия; она не предполагает чрезмерных мыслительных усилий рассудка, пытающегося превзойти себя и погружающегося в сумеречный колеблющийся свет или ту или иную разновидность мистицизма, или, если мистицизм всё же допускается, то только на начальном этапе и сравнительно простой, позволяющий избежать всех сложностей и противоречий. Именно такого рода рассуждения присущи простому рациональному уму. И всё же он допускает три ошибки: во-первых, создает непреодолимую пропасть между Абсолютным и относительным, во-вторых, делает закон противоположностей слишком простым и жестким и пытается чрезмерно расширить сферу его применения, в-третьих, рассматривает в категориях Времени развитие вещей, рождающихся и первоначально пребывающих в Вечности.