Франсуа Брюн - Христос и карма. Возможен ли компромисс?

Чем дольше и глубже Церковь размышляет над тайной Христовой, тем очевиднее ей становится, что этот эпизод – настоящий ключ к тому, что же на самом деле представляет Собой Христос. Отцы Церкви понимают, что этот свет, эта слава, не вдруг упали там на Христа, словно луч прожектора. Это не просто извне данный Богом знак, подтверждающий избранничество Сына. Сам этот знак был видим лишь краткий момент, всего лишь миг, пока длилось само событие. Но богословы-мистики отлично поняли, что слава эта была сиянием божественности Христа, сиянием, пронизавшим собою Его плоть и даже Его одежды: «Нынешний день на Фаворе очами человеческими было видено невиданное: видено было тело земное, сияющее Божественным светом – тело смертное, источающее славу Божества. ‹…› Хотя святое тело (Христово) с самой первой минуты ипостасного соединения совершенно обогатилось славою невидимого Божества, так что одна и та же слава и Слова и плоти, однако же эта слава, быв сокрыта в видимом теле, не могла быть видена теми, которые связаны узами плоти и, конечно, не могут вмещать того, чего не видят и ангелы» [332].

И именно потому, что слава эта сияет в самой «плоти» Христовой, это само сияние Его Божества сквозь Его человеческую природу, то, соответственно, эта слава сияет в Нем изначально, она всегда у Него есть. Св. Иоанн Дамаскин до конца продумывает все следствия из этой мысли и делает выводы: это не слава вдруг на мгновение осияла на Фаворе Христа, нет, Он и до этого уже был во славе, это апостолы на мгновение удостоились чести и способности видеть и воспринимать эту изначально принадлежащую Христу славу: «Посему, когда Христос преображается, то Он становится не тем, чем не был, но, отверзая очи своих учеников и из слепых делая их зрячими, является им тем самым, чем был» [333].

Но ведь это все меняет! Вы только подумайте: ведь через эту славу человеческая природа Христа неизбежно выходит за пределы времени и пространства и в то же время оказывается над законами нашего мира, по крайней мере, нашего материального мира. В этой точке сходятся мысли всех греческих православных отцов Церкви. Они шли в этом вопросе до конца. Потому что единство божественной и человеческой природ во Христе обычно понимают таким образом, что человеческая природа оказывается прославленной и особым, ей присущим образом разделяющей свойства божественной природы, и тогда, в нормальном случае, Христос никогда не должен был бы стареть. Тогда Он не может подхватить насморк или простудиться: Он не может разбить коленку, даже если упадет, и конечно, Он никогда не сможет встретиться со смертью. Слава Христа воскресшего, живущего ныне в вечности, так, что мы тут ждем Его таинственное Второе пришествие, принадлежала Ему уже с самого рождения, Его человеческая природа получила ее сразу же от Его божественной природы [334].

Если Он все-таки жил при этом точно так же, как живем мы с вами, то лишь потому, что добровольно на это согласился ради нашего же спасения. Я не буду приводить здесь многочисленных цитат. Их подчас бывает непросто понять, потому что для понимания нужно правильно проследить их контекст и понять особенности словоупотребления, свои у каждого автора. К тому же, я уже делал большую подборку таких цитат христианских мыслителей всех стран и времен, писавших на самых разных языках [335]. Здесь же приведу лишь некоторые из них.

Итак, в детстве Христос и в самом деле постепенно рос и познавал мир, как и всякий ребенок. В действительности, Он бы вполне сумел «сделать так, чтобы и у ребенка уже проявилась потрясающая мудрость… Но тогда на уровне земного миропорядка это выглядело страшно и зловеще… И вот ради такого домостроительстя (икономии) Он и согласился подчиниться человеческим ограничениям» [336]. «Домостроительство», как и всякий порядок, нуждается в хорошем управителе, вот почему Бог, ради поддержания порядка, готов идти даже на не совсем привычные нам меры. Этот термин (икономия, домостроительство) часто используется в православном богословии, мы с ним еще встретимся.

Да, конечно, Христос ел, но «смешно было бы» утверждать, что Ему это было необходимо для поддержания жизни тела. Он просто хотел показать, что у Него настоящее тело, что Он не призрак» [337]. Другие богословы пошли еще дальше и даже признали, что Он вполне мог испытывать голод и жажду, как все люди, но лишь по собственной воле и только тогда, когда Сам этого хотел. После сорокадневного поста в пустыне под конец Христос и в самом деле испытал голод. Но лишь потому, что «в итоге, когда сам этого захотел, Он предоставил природе возможность исполнить то, что должно было быть исполнено» [338].