Лао-цзы - Дао дэ цзин. Книга пути и достоинства

Это мнение Лао-цзы основано на том, что царь, стоя во главе народа и будучи повелителем его, мог бы нравственно повлиять на своих подданных; слова и дела его могли бы быть примером и образцом для всех (26). Поэтому он предлагает царю быть особенно внимательным к себе и преподает целую систему о морали царя.

Прежде всего, Лао-цзы выставляет Дао как идеал царя. Он советует царю во всех отношениях подражать Дао.

Он учит, чтобы царь соблюдал бездеятельность. Это видно из следующего изречения его: «Дао ничего не делает, поэтому оно делает все» (37). Нужно заметить, что ничего не делать или быть бездеятельным, по Лао-цзы, не значит находиться без движения, а напротив – действовать, но без праздного умствования. «Управляющий страной посредством умствования, – учит Лао-цзы, – погубит ее. Когда страна управляется без умствования, то в ней будет благоденствие» (65). Очевидно, что Лао-цзы смотрел на учение и умствование как на социальное зло. Умствования, по мнению Лао-цзы, омрачают очи разума и приводят людей в заблуждение, могущее нравственно погубить их.

Отрицательное отношение Лао-цзы ко всякого рода умствованию привело его к крайности – к полному отрицанию всякой образованности. Он думал, что образованность и просвещение нарушают счастье человека. Поэтому он советует царям держать народ в разумном невежестве (3) и естественной простоте, в которой и заключается блаженство людей.

Будучи проповедником простоты и естественности, Лао-цзы не мог сочувственно относиться к сложным законам и мелочным постановлениям: он считает их началом социального зла. «Когда в государстве много законов и постановлений, – учит он, – то число воров (то есть вообще преступников) увеличивается».

Продолжая дальше развивать свою идею о простоте и естественности, Лао-цзы доходит до отрицания богатства. Драгоценные вещи обольщают сердце человека и приводят его к желанию завладеть ими; это, в свою очередь, ведет человека к преступлению. Эта мысль очень ясно выражена в следующих афоризмах: «Чтобы люди не сделались ворами, нужно не придавать никакого значения трудно добываемым (то есть ценным) вещам» (3); «Когда будут оставлены выгоды, то воров не будет» (57).

В социальной этике более всего занимает нашего философа вопрос о войне. Этому много способствовали исторические обстоятельства, современные ему. Война, по его взгляду, незаконна, и убивать людей – непростительное преступление; война есть жестокое нарушение естественного течения природы, созданной Дао, и противна существу Дао, то есть абсолютному добру. И вот Лао-цзы пишет: «Если бы (война) была добро, то нужно было бы радоваться ей, но радуется ей лишь любящий убивать людей» (31). Следовательно, она противоестественна и преступна. Война – это величайшая несправедливость и беда. Вот почему наш философ учит: «Когда война окончится победой, то следует объявить всеобщий траур».

При таком взгляде на войну Лао-цзы не мог одобрить и орудия войны – войска. Свое полное отвращение к нему он выражает следующими словами: «Войско есть орудие нечестивых, поэтому не может быть орудием мудрых» (31).

Хотя Лао-цзы принципиально отрицает войну, но тем не менее сила современных ему исторических условий заставила его рассмотреть вопрос: какая война менее беззаконна. Он считает менее беззаконной войну оборонительную, а наиболее беззаконной – войну наступательную. Об этом очень хорошо высказано им в следующем изречении: «Когда цари и князья заботятся об обороне, то сама природа сделается помощницей их» (67).

Вот беглое обозрение нравственного учения Лао-цзы. Мнение Лао-цзы, что нравственная природа человека повреждена, но еще не лишена возможности достигнуть относительного нравственного совершенства, сразу, без сомнения, поставило его на правильную точку зрения о сущности морали. Отправляясь от этой точки зрения, он выработал себе ряд верных взглядов на сущность нравственности. Таковы, например, его учения об идеале и критериях нравственности и оценки нравственных действий человека.

Сравнивая древнейшие учения о нравственности, мы ясно увидим, что лаоцзыевская моральная система выделяется из них всех. Не будет преувеличением, если я скажу, что до появления христианства не было такого возвышенного и стройного нравственного учения, как система Лао-цзы. Правда, Шакья-Муни также проповедовал возвышенное нравственное учение; но в нем много противоречий и преувеличений, которых в системе Лао-цзы почти нет. Хотя еврейская мораль стояла, пожалуй, выше буддийской, но в ней проповедовалось учение «око за око и зуб за зуб», чего наш философ не допускал: он проповедовал самоотверженное человеколюбие и любовь к врагам (63).