Лао-цзы: Дао дэ цзин. Книга пути и достоинства

3. Лао-цзы провозглашает великое нравственное значение смирения, которое находится в органической связи с простотою сердца, составляя ее естественное последствие.

Сущность этого учения очень ясно выражена в одном из афоризмов Лао-цзы: «Мир смирен, все люди ездят и бегают над его твердыней» (43). Другими словами, мир охотно стоит ниже всех существ, но никогда не жалуется на это. Такому смирению мира мы должны подражать, потому что «кто желает быть великим, тот должен быть ниже всех» (61).

Ту же мысль он повторяет метафорически: «Причина того, что реки и моря суть цари многочисленных долин, заключается в том, что первые находятся ниже последних» (66). Лао-цзы указывает на Дао как на пример смирения. Дао, по учению его, совершает великие дела, но оно не выставляет себя (51). «Не хвалиться тем, что сделано, – говорит он, – не начальствовать над другими, превосходя их, – небесная добродетель» (10, 2). Как пример или образец смирения Лао-цзы выставляет воду. «Вода, – пишет он, – давая всем существам обильную пользу, не сопротивляется ничему» (8).

Наихудшим пороком Лао-цзы считает гордость, противоположную по своему существу смирению.

Свое отвращение к этому пороку Лао-цзы выражает следующей метафорой: «Я не желаю быть гордым, как драгоценный камень» (39). Чтобы преодолеть этот порок, прежде всего, нужно не выставлять себя, признавая достоинства других. «Кто делает вид, будто много знает, – пишет Лао-цзы, – и ко всему способен, тот ничего не знает» (10, 24). «Зная много, – пишет он в другом афоризме, – жить, будто ничего не знаешь, – верх совершенства» (71). Как средство предотвращения гордости, Лао-цзы предлагает знать свое место.

4. Рассуждение Лао-цзы о почести и славе находится в тесной связи с учением его о простоте сердца и смирении. Знатность, известность и величие этого мира, по мнению Лао-цзы, не суть истинные почесть и слава, ибо они противоречат смирению Дао. Почесть и слава этого мира слишком непостоянны и неопределенны; в них нет ничего существенного, поэтому они противоестественны, а следовательно, греховны. Этот взгляд и служил исходною точкой мнения Лао-цзы, что незнатность и неизвестность есть истинная почесть и слава человека.

С другой стороны, позор и оскорбление в этом мире не есть действительный позор и оскорбление. Поэтому Лао-цзы относится к ним как к чему-то крайне призрачному: «Почесть и позор одинаково странны для мудреца» (13).

5. Лао-цзы не только проповедник простоты и смирения, но и провозвестник самоотверженного человеколюбия. Основанием этого учения служит Дао, которое не заботится о самом себе, а только о других. «Дао сотворило все существа, а добродетель кормит их; они дают им вещественную форму, а могущество совершенствует вещи» (51).

Эта любовь Дао ко всем существам (34) должна быть образцом нашего человеколюбия, которое Лао-цзы называет человеколюбием Дао.

Истинное человеколюбие должно быть самоотверженной любовью. «Святой заботится о себе после других» (7). Такое человеколюбие должно быть, по своему существу, всеобъемлющим и не должно знать границ. Эта идея выражена в следующем сравнении.

«Небесное Дао, – пишет он, – не имеет родственников (которым оно могло бы оказывать преимущество перед другими): оно всегда склоняется к добрым людям» (79). Значит, Дао чуждо несправедливости: оно ко всем относится одинаково.

Самое высокое человеколюбие – это любовь к врагам. Истинно любящий не должен исключать из своей любви даже ненавидящих его самого. «За ненависть, – учит Лао-цзы, – платите добром» (63) – учение, очень напоминающее христианскую заповедь о любви к врагам.

Конечно, лаоцзыевская формула учения и любви к врагам менее жизненна и содержательна, чем заповедь Христа, но тем не менее нельзя не подивиться тому, что эта великая гуманная истина в VI в. до н. э. была проповедана китайцам через их национального философа.

Лао-цзы думал, что общество с его вождем – царем – может в значительной мере способствовать осуществлению учения об индивидуальной морали. Поэтому Лао-цзы серьезно занимается решением вопроса об общественном строе.

По мнению Лао-цзы, общественный строй требуется естественным порядком мира, и без управления никакое общество существовать не может.

Признание законности государственного строя привело Лао-цзы к признанию монархизма. Монархия, по мнению Лао-цзы, более других форм правления способна привести людей к единству, которое и есть мировой закон (27). Другими словами: как единое Дао приводит в порядок все существа, так и на земле единое управление должно приводить всех людей в единство. Царь, по мнению Лао-цзы, стоит на недосягаемой для нас высоте. «Четыре величия в мире, – пишет он, – Дао, небо, земля и царь» (25).