Фридрих Юргенсон: Радиоконтакт с потусторонним миром

На официальной презентации картины, которая произошла в завершение выставки, мне было сделано предложение принять участие в раскопках дома в Помпеи следующей весной. Можете себе представить, что это значило для меня. Без сомнения я достиг пика своей карьеры как художник, и мне казалось непостижимым, что мечта моей жизни — принять участие в раскопках — может осуществиться так легко.

Когда я вернулся в Стокгольм и, опьяненный успехом, начал готовиться к осуществлению своих планов, произошло нечто, что приглушило мои амбиции. Медленно, но неуклонно разворачиваясь, оно положило конец моей карьере как художника и всем моим планам на будущее. Нечто странное, невероятное вошло в мою жизнь, изменив мои мысли, ощущения, все мое сознание, и позволило мне шаг за шагом познать новую реальность. Все началось так.

День больших перемен. — Что происходит с моим магнитофоном?

В Стокгольме наступила весна, та робкая, ранняя весна в большом городе, признаки которой можно заметить на рассвете или на медленно темнеющем закатном небосводе. Приближалось время, когда я должен был принять участие в раскопках дома в Помпеи.

Этой весной мы с женой решили проводить выходные за городом. Погода была необычно солнечной и теплой, расцветающий сад был полон ароматов, и с раннего утра до позднего вечера можно было слышать пение птиц. В пятницу, 12 июня 1959 года мы выехали за город после обеда, и я в первый раз прихватил с собой магнитофон, чтобы записывать голоса птиц.

Наш загородный дом располагался в уединенном месте: большой сад, немного запущенный, рядом лес и озеро с камышом — все это создавало благоприятные условия для множества разнообразных птиц. Птичье пение интересовало меня с детства.

День был солнечный, и по прибытии за город мы первым делом отправились к озеру, чтобы принять солнечные ванны. Было около четырех часов, и я решил, как запланировал, начать запись голосов.

Когда мы пришли в лесной домик и устроились на мансарде, я поставил новую пленку и поместил микрофон поближе к открытому окну, занавешенному тонкой нейлоновой сеткой. Через некоторое время рядом с домом присел зяблик, и я включил магнитофон.

Примерно через пять минут я проверил записи. То, что я услышал, было очень странно. Это был свистящий или шипящий звук, похожий на звук душа, сквозь который можно было различить щебетание зяблика, но так, как если бы оно доносилось издалека.

Сначала я подумал, что что-то повредилось во время поездки. Тем не менее, я включил магнитофон еще раз и начал записывать. Моя вторая запись была такой же, как и первая: я услышал странное шипение и отдаленное чириканье зяблика. Затем послышался трубный звук, словно возвещающий о чем-то. Я слушал с все возрастающим удивлением, когда внезапно мужской голос начал говорить по-норвежски. Хотя голос был очень тихим, но я ясно понимал слова. Мужчина говорил о «ночном пении птиц», и я слышал щебечущие, свистящие и плещущие звуки, а сквозь них слышалось чириканье воробья.

Внезапно птичий хор смолк, и вместе с ним пропал и шипящий звук. Через несколько мгновений раздался щебет зяблика, а в отдалении можно было услышать синицу — магнитофон снова исправно работал.

Что же в действительности произошло? Мне было совершенно ясно — это норвежская радиопередача. Но ведь единственный наш радиоприемник мы оставили дома, и он был выключен. Нигде поблизости радио не было — наше местечко располагалось изолированно и далеко от ближайшей деревни. Кроме того, таинственная передача сначала внезапно включилась, а потом выключилась.

Конечно, возможно, что при определенных обстоятельствах магнитофон может работать как радиоприемник. Но не примечательно ли, что из всех людей, слушающих птичьи голоса, только я один услышал пение ночной норвежской птички именно в тот момент, когда включил магнитофон? Может быть, какой-то невидимый разум пытается таким удивительным образом привлечь мое внимание? Очень странно!

Вопрос об Анастасии. — Во мне просыпается любопытство. — Слушать — трудное искусство. — За мной наблюдают. — Откуда же эти голоса?

Чтобы Вы лучше поняли все нижеследующее, я должен упомянуть, что последние два года я вел специальные передачи по истории культуры на Шведском радио. Последняя была посвящена трагической судьбе Российской империи, закончившейся убийством царской семьи в Екатеринбурге. Вопрос оставался открытым: можно ли считать драму, происшедшую с императорской семьей в ту ужасную ночь, законченной? Я внимательно исследовал «Дело Анастасии» и смог раздобыть много очень ценных русских книг, часть которых не переводилась на иностранные языки. Благодаря своим собственным исследованиям, я, как мне казалось, приблизился на шаг к раскрытию истины и решил предложить манускрипт со своей версией происшедшего Шведской радиовещательной компании.