Array Коллектив авторов - Техники и технологии в сакральном искусстве. Христианский мир. От древности к современности

Среди выдающихся по качеству памятников этого типа следует особо выделить монументальную фигуру Николы рубежа XVII–XVIII вв. из села Покча в Пермской художественной галерее (205 × 66 × 40). Скульптура почти полнообъемная, при этом оборот ее тесан, а вдоль всей фигуры древесина выбрана. Лик, подобно чебоксарскому оригиналу, накладной, но высокорельефный. Руки с мечом и градом по той же схеме не развернуты, как в можайском оригинале, а, как у воина в походе, прижаты к узкому длинному корпусу. Фигура, согласно местным возможностям, выполнена из сосны, полы фелони из липы, которая была основным материалом древнерусской пластики. Близкие типологические варианты известны и в тобольской скульптуре XVIII в.

В северо-западных регионах и в части поволжских земель принцип «вынутого ядра» осуществлялся более «откровенно», имея одним из источников скульптуру из Пскова. Внутри блока дерево вынималось почти полностью, так что возникала некая достаточно тонкая оболочка с объемной головой. Такова статуя из Архангельского музея конца XVI – начала XVII в. (160 × 70), где мастер как будто «упрощает» прием, склеивая по центру две полые половинки фигуры [444]. Следовательно, говорить о «чистоте приема» невозможно. По мнению В. Г. Симонова, подобное склеивание корпуса – результат неумелости автора или отсутствия необходимого блока древесины, что противоречит качеству пластики. Идея «упрощения» не кажется здесь состоятельной. Для того есть причина. Необычное положение правой поднятой руки Николы и в известной степени тип лика вызывают в памяти иконографию запрестольной иконы Святителя («истинного образа»), посланной ко гробу Чудотворца в Бари в 1327 г. сербским королем Стефаном Урошем Дечанским [445]. Необычное положение рук, подобное архангельской статуе, обнаруживает и псковская живописная икона с поясным Николой второй половины XVI в. из ЦМиАР, явно навеянная тем же сербским образом [446].

Следовательно, есть основания думать о псковском же происхождении архангельской статуи и об отражении в ней тех импульсов, которые, помимо горельефа псковского музея с его «корнями», несли в себе сербские иконы XIV в. ко гробу святителя. С этим могла быть связана и ее необычная «облегченная» технология.

Возможно, по этой причине в резной фигуре из Архангельска также есть основания видеть образец для позднейших копий, как, например, статуя из Никольской церкви в Солигаличе [447]. По традиции, она датируется последней третью XVIII в., но к этому времени относится лишь ее роспись с типичными для барокко мотивами картушей с композициями трех праздников, имитирующими металлические дробницы с гравировкой и чернью.

Все это не кажется случайным эпизодом, учитывая прочные связи костромских земель с Новгородско-Псковским регионом, Архангельском и Вологдой в XVI – первой трети XVIII в. К северным вариантам этого круга резьбы XVII в. принадлежит и киотная статуя в ЦМиАР. Ее яркая роспись, совершенно оригинальная, по «скандинавским» стилизованным орнаментам омофора и палицы, особенно контрастна рядом со строгим облачением архангельского Николы, а обработке оборота технологически близка ему [448]. Рельеф лицевой стороны (10 см высотой) оказывается как бы «обманкой»: ядро древесины здесь вынуто не только по высоте фигуры, но и внутри головы, так что в целом перед нами как бы единая «скорлупа», подобная сосуду с узким горлышком.

Св. Николай (Можайский извод). Оборот статуи. Дерево, резьба, левкас, темпера. Конец XVI – начало XVII в. Русский Северо-Запад (?). АОМИИ

Итак, можно констатировать, что изводы и технология киотных образов Николы с середины XVI в. имели за собой глубоко осмысленную мотивацию, обусловленную, с одной стороны, святынями барийской крипты с их латинскими «оттенками», с другой – политической идеей «Похода на Восток» с целью колонизации и христианизации новых земель, в процессе которой приходилось проявлять гибкость в деталях иконографии статуй, соответствующих новым задачам.

Прием «вынутого ядра» был оптимально приемлем как для монахов-переходцев, шедших во Псков с большими статуями, так и в условиях принесения из Москвы грозненских никольских статуй как столбов-рубежей на новых границах Царства. Хотя известно, что перемещение их из центра по «окраинам» осуществлялось на повозках с соломой, везомых волами, конечно, какие-то участки пути, и немалые, их приходилось нести на руках. Иными словами, пружины «вынутого ядра» если изначально и были сакральными, позже стали чисто практическими. Обретенный прием повторялся как «удобная» традиция на Русском Севере XVII–XIX вв.