Галина Сафонова-Пирус - Рассказы. Миниатюры

– Вы не знаете, чем лечить себорею? У Пашки, на лице…

Входит и он следом. Приглашаю пройти в зал, достаю книгу «Лечение травами» и они садятся рядышком на диван, листают ее. Ничего, симпатичный мальчик, высокий, стройный, блондинистый, голубоглазый… А еще и такое помню… Нет, лучше давай-ка прочитаю тебе записки из дневника тех дней, идёт?

Вот и хорошо. Только я их вначале найду, а ты пока заварика кофейку.

Ну, а теперь слушай:

«Вчера забегала ко мне встревоженная Настенька:

– Тётьаль, что же делать? У Пашки такой большой мозоль на ноге!

Улыбнулась:

– Настенька, мозоль до этого была женского рода.

– Ну, всё равно, – даже не ответила улыбкой, – такая большая и уже кровью налилась.

Да и сегодня сообщила:

– Иду к Пашке. Надо посмотреть его ногу.

– Настасья, – постаралась не ворчать, – не хорошо это… ходить домой к парню.

Но всё же она сходила и вечером рассказала, как возила Пашку к врачу, как его там ругали, что не пришел раньше, как ему больно было и как будет еще больнее, когда завтра пойдет на перевязку».

Раис, ну почему ж ты сразу… «по дурацки»? Разве сострадание к боли человека, да еще любимого человека так уж и плохо?

Ну хорошо, хорошо, в какой-то мере соглашусь, что нельзя вот так, сразу… со своей любовью и преданностью, а то… Кстати, может, и из-за этого довольно скоро над любовью Настеньки и нависла первая тучка.

А вот такая:

«Еще вчера хвалилась Настенька с радостной улыбкой: „Пашка, сказал, что если брошу его, то сядет на мотоцикл, разгонится и-и головой о столб“, а сегодня ходит гру-устная и всё ждет, – оказывается, не звонит уже третий день. Переживает, вижу, но домой к нему не идет.»

«Сегодня забегаю к ней. Открывает. Лицо – в слезах. Ныряет в зал, бухается на тахту, прижимает к груди своего зайца, а ко мне – спиной.

– Настенька, в чём дело?

Молчит, плачет.

– А ну-ка обернись ко мне, рассказывай.

Полежала. Что-то тихо пробурчала, но всё же повернулась ко мне, посадила зайца на спинку тахты, утерла слезы: упрекнула Пашку, что, мол, не так к ней относится, как в Болгарии… и еще кое-что прибавила, а он и обиделся. Ехали потом в троллейбусе, как чужие, в разных углах и она вышла на своей остановке, а он дальше поехал.

А потом сидели мы с ней уже на кухне и она, зажатая между холодильником и столом, слушала мои утешения, молча смахивая со щёк не унимающиеся слезы, но когда я спросила: «А что еще сказала своему Пашке?», то, не поднимая глаз, прошептала: «Тебе бы только переспать со мной и всё!» И снова ринулась к тахте, обняла зайца и сжалась с ним в комочек».

Раис, ну почему же «и всё же дура твоя подопечная»? Забыла, что значит быть влюблённой? А если не забыла, то должна понять её и простить.

Нет, не понимаешь. Не простила бы. Может, и слушать дальше не хочешь?

Ну, если «валяй дальше», то и слушай… дальше:

«На другой день Настя не приходила, да я и сама вернулась с работы поздно, а на следующий, прямо с утра, позвонила в дверь и:

– Пашку вчера встретила… Шёл с какими-то девками.

И снова полились ее слёзыньки. Утешала: и недостоин, мол, тебя!.. и уж очень молод, но ничего не помогало. Правда, потом вроде бы и встрепенулась:

– Сегодня же поеду к нему и потребую назад деньги, которые одолжила. Ведь сказал, что будет возвращать по десятке, чтобы не бросила его, а сам… И скажу всё, что о нем думаю.

Посоветовала пока не ездить, а подождать, но она снова разревелась: уж очень обидно!

– Настенька, успокойся, – гладила её по растрепавшимся волосам: – Держись, девочка, и верь: будут у тебя, такой молодой и красивой, встречи еще и еще!

И удалось кое-как утешить, ушла к себе. А к вечеру позвонила с работы, что-то буркнула и замолчала.

– Настя, ты что? – насторожилась. – Опять плачешь?

– Опять, – хлюпнула в трубку. – Тетьаль, знаете, как мне плохо!

Когда после работы сразу забежала к ней, то… Снова лежала она на тахте в обнимку с зайцем и обернувшись пледом. Присела рядом, поцеловала в щёчку, пригладила волосы, а она и расплакалась. И опять уговаривала её, утешала, как могла, а когда чуть успокоилась, вышли с ней на балкон, и я попробовала отвлечь её юмористическим рассказом из газеты, а она лишь раз усмехалась сквозь слезы, потом встала, посмотрела вниз и вдруг сказала:

– А зачем жить? Это мне Вас жалко, а то б…

От испуга затараторила:

– Настенька, детка, думать о смысле жизни в такие годы… это естественно, но… – И кивнула вниз: – Вон, видишь дерево под балконом? Растет себе да растет. Так и ты живи.