Галина Сафонова-Пирус - Рассказы. Миниатюры

– Бланка, и всё же! – решилась чуть пригасить этот самый свет своими прозаическими вопросами: как же он?.. где ж он всё это время?.. и что теперь будет?

Но она, ласковой кошечкой прокравшись к своему… к моему любимому креслу, только взглянула как-то… И было в этом взгляде столько тихой успокоенности и трепетной радости, что её слова уже не имели никакого значения, по крайней мере, «на как же он»? и «что теперь будет?» этот её взгляд уже ответил, а вот на «где же он всё это время…» И оказалось, что уехал тогда её творец в Тверь к другу-портретисту, «стажировался» у него, да и не только стажировался, но и перенимал опыт «выживания» художников, – находить заказчиков. И преуспел… правда, там, в Твери, а здесь надо будет… Но это пока не печалило Бланку, ибо была уверена: её Костенька – гениальный художник-портретист и если послушает её советов, то… Нет, не буду снова плестись за ней и за ее многообещающем «то», а…

А то уже пора выскрести из себя последнее – для резюме, – и для этого в последний раз нырну за Бланкой, но уже не в клетку, а в обитель Раскаявшейся и Простившего, – великие чувства! – чтобы, хотя б на минуту, представить себе их самый задушевный разговор: вот она зажигает свечи, – любит их тихий и мигающий свет, и они у нее на полочках с сувенирами, на пианино, на книжном шкафу, – ставит на стол бутылку французского вина, привезенного из злополучной Голландии, два фужера… ну и всё остальное, что нужно для задушевной беседы, и вот уже сидят они друг против друга, у него в одной руке – бокал с вином, изумрудом переливчатым сверкающий от свечных огоньков, а в другой… вернее, а другая – на изящной ручке сияющей Бланки, ну а потом…

Нет, не буду подглядывать, – а что же потом? – и, отвернувшись, в одиночестве домыслю такое: наверное, возвратилась Бланка потому, что её обрусевшая душа неизлечимо заразилась нашим русским вглядыванием, всматриванием, прозреванием явлений и даже вещей: а что там… как там, если – дальше, глубже?.. и для чего?.. да и зачем, наконец?

Кстати, а зачем?

И скучно ей стало бродить среди махровых цветов по вымощенным тропинкам со стрижеными деревьями. И захотелось вырваться из той, красивой клетки, чтобы обрести…

Но что, что обрести?

О! Как раз и кода для моего рассказа, – строки поэта со странным псевдонимом «Положение Обязывает», только что выкраденные с лит. сайта.

Иногда с одного взгляда и слова чувствуешь: этот человек тебя поймёт!

И ехали-то с ней в полупустом купе всего несколько часов, но, как это нередко бывает, кратковременность встречи побудила её к откровенности, – ведь скоро расстанемся, так почему бы не сбросить на «временщика» то, что просится быть исторгнутым.

…Кстати, ты же писатель, «инженер человеческих душ», сталкер непознанного, вот и «освети фонариком» уголки моего сознания, подскажи ответ на вопрос, не дающий покоя всю жизнь: все ли семена, кем-то брошенные в наши души, прорастают?

А вот я о чём. У меня нет подруг. И как ты думаешь, почему?

Не знаешь. Лишь предположить можешь. Вот и я… И в подтверждение своего резона расскажу тебе вот что. В юности подруг у меня было столько, что даже уставала от них. Помню некрасивую молчаливую Тоню, сразу после окончания школы уехавшую к своей тётке в Саратов, белобрысую хохотушку Леру, которая тоже навсегда уехала в Новгород, толстушку Аллу и взгляд её серых глаз исподлобья с неожиданным смешком на губах, тихую, с большими голубыми глазами Любу… потом вышла она за офицера, уехала в Воронеж, а через год вернулась с сыном на руках и поселилась у матери. Так что лет с двадцати осталась я одна.

Да нет, были, были подруги и потом, когда училась в Университете, работала в газете, но… Все они существовали для меня… как бы рядом. И потому «рядом», что близко не подпускала… словно сторонилась.

Ну, хорошо, помогу тебе своим «фонариком осветить» свой резон, и расскажу о подруге детства. Жила она от нас за два квартала, но приходила прямо с утра и уже не расставались до темна. Помню, как затеяли с ней в театр играть и сшили несколько кукол, выучили сказку, потом натягивали перед детишками простыню и из-за неё показывали спектакли…

Нет, сказку не помню. Но интересно было! И, может, не столько зрителям, как нам самим… А летние купания в нашей речушке! А игры возле дома на поляне, покрытой муражком! А зимние катанья на санках со склонов оврага!.. Ты знаешь, несмотря ни на что, даже и до сих пор от тех лет дружбы с Лариской в душе – радость… А расстались с ней в тринадцать лет. И для меня это стало неким шоком, который переживала довольно болезненно. И особенно из-за того, что моя любимая подружка на письма отвечала редко.