Сергей Иванов - БЛАЖЕННЫЕ ПОХАБЫ

Доказательством этого служит история, в которой послушание перерастает в юродство. Иоанн Лествичник рассказывает, что монаху Антиоху явился во сне налоговый сборщик и потребовал с него сто литр. Поняв, что имеется в виду духовный долг, аскет «начал всем в монастыре подчиняться, а все его, словно чужака, унижали и мучали». Но ему опять явился во сне тот же чиновник, говоря, что всё равно имеются недоимки в размере десяти литр. Инок сказал себе:

« О смиренный Антиох , нужно ещё постараться !» И с тех пор начал я прикидываться сумасшедшим ( τον εξηχον ύποκρίνεσθαι ), не прекращая при этом службы … Безжалостные старцы навалили на меня все тяжёлые работы в монастыре [XC] [XC] Ioannis Climaci Scala Paradisi, col. 721. .

Так инок провёл 13 лет, и лишь тогда его «долг» был прощён. Тем самым впервые симуляция безумия как духовный подвиг впрямую упомянута именно в контексте уничтожения собственной воли.

До сих пор мы говорили о тех предпосылках для зарождения юродства, которые лежали в кругу представлений о безумии и его симуляции. Но ведь юродивый – это, в понятиях византийцев, святой. А значит, нужно рассмотреть также и вопрос о характере византийской святости, разумеется, лишь в той его части, которая важна теперь для нас.

По наблюдению крупнейшего культуролога П. Брауна, в восточном христианстве, в отличие от западного, изначально присутствовало ощущение, что мир напоен святостью, которая лишь ищет способа, чтобы проявиться [XCI] [XCI] Brown P. Eastern and Western Christendom in Late Antiquity: A Parting of the Ways // Idem. Society and the Holy in Late Antiquity. Berkeley et al., 1982, p. 179-188. . Это мироощущение (никем из самих византийцев ни разу не описанное) имело целый ряд следствий. Святость могла «излиться» на того, кто не хотел её и о ней не подозревал. Например, в одной из «душеполезных историй» (BHG, 1450k) повествуется о разбойнике, который, переодевшись монахом, пришёл в женский монастырь под Антиохией с целью открыть ночью ворота и впустить свою шайку. Сестры поклонились ему, как святому, обмыли ему ноги, а одна из монахинь благодаря этой воде исцелилась от паралича. Смущенный просьбами о благословении, разбойник открылся сестрам, но они не хотели ему верить. В результате он действительно постригся в монахи, а за ним и вся шайка [XCII] [XCII] Worthy. A Repertoire, № 861. .

Ощущение, что мир «чреват» святостью, что она может выявиться там, где меньше всего ждёшь, породило агиографический мотив, пользовавшийся в Византии чрезвычайной популярностью, – мотив о «тайных слугах Господа». Во множестве «душеполезных историй» рассказывается о том, как какой-нибудь знаменитый аскет или пустынник спрашивает Бога, есть ли на земле праведник, равный ему в христианском подвижничестве. Всякий раз Бог отвечает, что такой человек есть, и всякий раз называемые праведнику кандидатуры поражают неожиданностью. В одном случае это оказывается флейтист, в другом – деревенский староста, в третьем – богатый купец [XCIII] [XCIII] Historia monachorum in Aegypto / Ed. A.-J. Festugiere. Bruxelles, 1971, p. 102-109. , в четвёртом – городской зелёнщик (BHG, 1438i) [XCIV] [XCIV] Wortley. A Repertoire, № 538. ,в пятом – император (BHG, 1445ub-ν) [XCV] [XCV] Jean Rufus. Plerophories. Appendice. Textes complementaires / Ed. F. Nau// PO. V. 8. 1911/1912, p. 171-174. Ср.: Лопарев Xp. Повесть об императоре Феодосии II // ВВ. Т. 5. 1898, с. 67- 76. Мнение Аопарева (с. 88-89), будто повесть была составлена в XII в., кажется нам ошибочным. , в шестом – чиновник, надзирающий за александрийскими публичными домами (BHG, 1449) [XCVI] [XCVI] Wortley J. Les recits edifiants de Paule, eveque de Monembasie, et d'autres auteurs. Paris, 1987, p. 128-130. ,в седьмом – две благочестивые сестры [XCVII] [XCVII] Apophthegmes sur saint Macaire // Annales du Musee Guimet. V. 25. 1894, p. 228-230. , в восьмом – бандурист [XCVIII] [XCVIII] Vita S. Theoduli Stylitae//AASS Maii. V. V. Paris, 1866, p. 753-754. . Каждый раз в истории приводится некое объяснение того, почему именно этот человек превосходит своими подвигами пустынника. Но объяснения эти, часто носящие откровенно анекдотический характер (скажем, зелёнщика не раздражает уличное пение, а император, присутствуя по должности на бегах, заставляет себя не «болеть»), не заслоняют главных уроков: тайная святость выше явной, а степень святости не определяется соблюдением стандартных правил аскезы.

В приведенных выше сюжетах ещё нет и намека на юродство, но самая установка на парадоксальность святости создавала для него все необходимые предпосылки [XCIX] [XCIX] Ср.: Brown P. Eastern and Western Christendom, p. 179, 184. .

Что касается сюжетной формы о «тайных слугах Господа», то, как мы убедимся в дальнейшем, именно она и была использована в самых ранних историях о юродивых [C] [C] См.: Ivanov S. From «Secret Servants of God» to «Fools for Christ's Sake» in Byzantine Hagiography // The Holy Fool in Byzantium and Russia. Bergen, 1994, c. 5-17 (повторно в: ВВ. Т. 58. 1998). . Да и зрелая агиография этих святых вся выросла из рассказов о «тайных слугах»: например, праведник, вопрошающий Бога, постепенно стал из главного персонажа истории вспомогательным и со временем выродился в конфидента при юродивом – неотъемлемую фигуру всякого «юродского» жития. Сам же «тайный слуга» из человека, не подозревающего о собственной праведности, превращается в святого, тратящего огромные усилия на сокрытие своей очевидной для него самого святости, то есть в юродивого.