Герман Вук: Это Б-о-г мой

Критика с трех сторон основательно обезоружила теорию подлогов. Первой обрушилась на эту теорию археология, которая начала давать ощутимые результаты в начале девяностых годов прошлого столетия. Описанное Вельхаузеном состояние древнееврейской культуры оказалось вздором, как только археология предложила факты взамен плодов пылкого воображения автора «Введения». Например, одной из важнейших предпосылок Вельхаузена было предположение, что искусство письма было неизвестно во времена Моисея. Археологи нашли целые склепы, доказывающие противоположное. Б-гослужение в Моисеевой скинии автор «Введения» относит к периоду гораздо более позднему, чем период Исхода. Археология обнаружила много параллелей в соседних культурах, датируемых тем же периодом; еврейский ритуал явно соответствует по времени этой далекой старине. Сама скиния была стержнем теории Вельхаузена. Он объявил скинию сущей выдумкой на том основании, что в древние времена она совершенно не подходила для жизни в пустыне. И здесь археология обнаружила факты, утверждающие прямо противоположное. (Подробно рассказывает об этом Олбрайт в книге «От каменного века к христианству».)

Если археология атаковала теорию Вельхаузена извне, то его собственные последователи подорвали ее изнутри, разъедая ее своими исследованиями. Продолжая анализировать Библию старыми методами, они стали обнаруживать все больше гипотетических документов в арсенале своего учителя. Наконец, около тридцати различных документов, издателей, авторов интерполяций были совершенно перепутаны Вельхаузеном. В одном стихе Торы последователи Вельхаузена находили факты, для доказательства которых учитель выдвигал полдюжины документов. Здесь уже самые восторженные почитатели теории Вельхаузена увидели, что она растворяется в абсурде.

Но отступать было поздно. По каждому вопросу адвокаты новых обвинительных документов делали то же, что и Вельхаузен, — и с теми же результатами. Аргументы, основанные на непоследовательности, стилевом разнообразии, вариациях Имени Б-га и странностях словаря, приводили к тому же абсурду.

И, наконец, последний удар по теории Вельхаузена и его последователей нанесли ученые, доказавшие, что литературный анализ вообще не является научно достоверным методом. Литературный стиль представляет собой явление аморфное, преходящее и в лучшем случае периодически повторяющееся и неоднородное. Рука Шекспира неизменно присутствует на страницах диккенсовских романов; Скотт писал целые главы по Марку Твэну; Спиноза полон Гоббса и Декарта; Шекспир был величайшим подражателем — и величайшим стилистом. На протяжении поколений люди, одержимые навязчивой идеей литературного анализа, доказывали, что произведения Шекспира написал кто угодно, только не сам Шекспир. Я думаю, что при помощи литературного анализа можно доказать, что я написал «Дэйвида Копперфильда» и «Прощай оружие!» Было бы неплохо, если бы этому доказательству сопутствовал еще и здравый смысл.

В тридцатые годы вся схема Вельхаузена от начала до конца была официально отвергнута новой школой грозных скандинавских критиков. Эта школа пользуется авторитетом и сегодня, современная критика сделала большой шаг вперед по пути, намеченному скандинавами. Представитель этой школы Ливан Энгель нанес «Введению» смертельный удар, проанализировав злостный призрак Вельхаузена, его Резонера-фальсификатора, и уничтожив его вежливым ученым лошадиным смехом. Энгель назвал его иронически interpretatio europeica moderna. Изучая хитросплетения воображаемых автором «Введения» интерполяторов, он обнаружил в них автопортрет европейского кабинетного ученого, упорно копающегося в Священном Писании, чтобы возвести гипотезу XIX века. Эти творческие муки кончаются ретроактивной проекцией своего собственного образа в V век до н. э. После Энгеля от теории Вельхаузена не осталось ничего.

Я не хочу, чтобы у читателя сложилось впечатление, будто Высшая Критика покорилась традиции и признала вербальную непогрешимость еврейского Священного Писания. В современной критике Библии появились новые нотки: скромность и откровенная неуверенность, покоящиеся, однако, на развалинах теории Вельхаузена. Новые критики Библии вышли из общего кошмара, во власти которого оказались эволюционисты после краха вельхаузеновской теории. Вряд ли они горят желанием попасть в очередной кошмар. Еще не вымерли седовласые поклонники «Введения», которые упорно отстаивают учение Вельхаузена. Человеку, посвятившему свою жизнь какой-нибудь теории и обучавшему этой теории молодых людей, трудно признать, что она безнадежно устарела. Однако современная критика Библии отказалась в основном от скомпрометировавшего себя метода литературного анализа.