Леонид Кавелин - Старый Иерусалим и его окрестности. Из записок инока-паломника

Сколько раз ни случалось мне посещать гефсиманскую погребальную пещеру, всегда я уносил в душе моей самые отрадные впечатления. Не раз, пользуясь расположением о. игумена, как славянина к славянину, я совершал Литургию на гробе Богоматери и все богомольцы при этой вести спешили толпами в погребальную пещеру подышать ее райским воздухом, колеблемым звуками родного, гармонического языка. Певчие (самоучки из русских же богомольцев) от полноты сердечного усердия ликуя воспевали: «побеждаются естества уставы в тебе, Дево чистая…», и невольно приводили в сочувствие со своим настроением всех предстоящих; болгары крестясь говорили: «а то лепо есть», а арабы: «таиб москов, катерхере» – хорошо, московцы, благодарим.

Рядом с Гефсиманскою погребальною пещерою с юго-восточной стороны ее находится другая пещера, которая состоит в исключительном владении латинян. Они называют ее «гротом агонии» (истощания), указывая, что будто здесь место последней земной молитвы нашего Спасителя, которая, как известно, была в саду Гефсиманском; сад же Гефсиманский находится далее на юг. В той же пещере они указывают место, где уснули спутники Иисуса в то время, как он «поклонь колена, моляшеся». Одним словом, из желания усвоить исключительно принадлежащему им месту одно из важнейших евангельских событий, францискане затруднились, вопреки исторической точности, соединить в нем указания на события, которые, по самому буквальному смыслу евангельского сказания, относятся к разным местам, что мы и докажем ниже. Вход в пещеру имеет железную дверь, ключ от которой находится у сторожа Гефсиманского сада. Внутри пещера эта довольно обширна и содержится в большой чистоте; стены оставлены в натуральном виде. В восточной стороне пещеры небольшой алтарь, над которым картина, изображающая «Моление о чаше», а наверху латинская надпись из Евангелия от Луки: «Быв в подвизе, прилежнее моляшеся; бысть же пот Его яко капли крове каплющия на землю» [57].

Но православное предание, издревле существующее, называя эту пещеру местом, где оставались апостолы в то время, когда Иисус, «поем Петра и оба сына Заведеова», пошел помолиться уединенно, – указывает «место моления о чаше» далее от нее «на вержение камене», а именно противу юго-восточного угла ограды так называемого «Гефсиманского сада», под которым ныне разумеется небольшой участок земли, где растут восемь старинных маслин, купленный латинами и с 1848 года обнесенный четырехугольною стеною. Назначаемое же православным преданием место «моления о чаше» до 1848 года не принадлежало никому исключительно и осталось вне ограды, сделанной в этом году латинами, именно потому, что высокое значение, издревле усвояемое сему месту, и общая известность его в Иерусалиме не позволяли православным уступить оное в исключительное владение латинян, хотя они этого и домогались.

Священнейшее по соединенным с ним воспоминаниям место это обозначено стенами из камней, составляющих фигуру в виде буквы П. В основании поперечной стены лежит большой самородный камень с жилами красноватого (кровяного) цвета, как бы в напоминание относящегося к сему месту изречения Евангелия: «бысть же пот его, яко капли крове каплющия на землю» (Лк 22, 44). Две продольные невысокие стенки образуют узкий проход к упомянутому большому камню, ограждая самое место; по правую сторону и позади его высятся маслины, не вошедшие в ограду так называемого ныне латинами Гефсиманского сада (известно, что этим именем во времена Спасителя называлась вся долина, лежащая у подошвы Елеонской горы и Гефсиманской пещеры), но выросшие на той же самой земле, которая была орошена слезами и потом ее Создателя, а потому простые православные богомольцы, не желая одолжаться латинами (которые пускают в свой огражденный сад не во всякое время и притом «зрят на лица»), нередко обламывают нижние ветви этих деревьев, унося их в свою далекую родину на память о священном месте. Одна-то из таких веточек вдохновила нашего поэта написать известные стихи: «Ветка Палестины». В награду ему эти мелодичные стихи невольно вспоминаются здесь тому, кто хотя однажды читал их: