Льюис Кэрролл - Льюис Кэрролл - Досуги математические и не только (ЛП)

И так в протяжном забытьи
Он оживлял фантазий рой,
Лелеял образы свои
И наслаждался их игрой,
Не выдавая блеском глаз
Ту жизнь, что разумом зажглась.

Во тьму бесчувственного сна
Вгоняет нас подобный бред,
Чья роковая пелена
От глаз скрывает белый свет;
Теряет разум человек
В узилище закрытых век.

Мы с другом мимо шли вчера,
Вели весёлый разговор;
Мы были радостны с утра,
А он не радостен — позор!
Но, впрочем, кто из нас поймёт,
Кого какая боль гнетёт?

Да как же нам предположить
Беду счастливою порой?
С той мыслью терпеливо жить
Сумеет ли какой герой?
Мы ждём спокойных дней и лет,
Которых в книге судеб нет.

Кого так ждал страдалец — та
Пришла, не призрак и не сон.
Её лицо — его мечта —
Над ним склонилось. Что же он?
Сидит незряч и недвижим,
Хоть счастье прямо перед ним.

В ней скорбь и жалость — узнаёт
Она страдальца бледный лик;
Темнея, алый небосвод
Ещё на лоб бросает блик,
И голову склонённой вдруг
Сияющий объемлет круг.

Проснись, проснись, глаза открой!
Неужто явь не стоит сна?
Она всплакнула над тобой,
Но распрямляется она...
Ушла. И что теперь, глупец?
Закат сереет, дню конец.

Погас последний огонёк,
Сменились звуки тишиной,
Потом зажёгся вновь восток,
Воспрянул к жизни круг земной,
А он, непробуждённый, тих —
Уже покинул мир живых.

Та прядь — в стремнине жизни пузырёк;
Она — ничто: «лишь прядь волос»!
Спеши следить, как ширится поток,
Её же смело брось!

Нет! Те слова так скоро не забыть:
В них что-то беспокоит слух —
Как бы стремится снова подавить
Рыданье гордый дух.

Касаюсь пряди — образы встают:
Струи волос из дымки сна;
О них поэты неспроста поют
В любые времена.

Ребячьи кудри — приникает к ним
Ехидный ветер на лету;
Вот облаком покрыли золотым
Румянца густоту,

Вот нависают чёрной бахромой —
Блестит под нею строгий взгляд,
А вот со лба смуглянки озорной
Отброшены назад;

Затем старушка в круг венцом седым
Косичку заплела свою…
Затем... Я в Вифании, пилигрим,
Бреду сквозь толчею

И вижу пир. Вся горница полна.
Расселась фарисеев знать.
Коленопреклонённая жена
Не смеет глаз поднять.

Внезапный всхлип, и не сдержала слёз —
Познал отчаянье порок
И вот стирает пыль струёй волос
С Его священных ног.

Не погнушался подвигом простым
Святой их гость, смягчил свой зрак.
Так, не гнушась, почти вниманьем ты
Былых сочувствий знак.

Уважь печали сбережённый след;
Ему пристанище нашлось.
Погас в очах, его любивших, свет, —
Осталась прядь волос.

Я деву юной представлял —
Семнадцать лет едва.
Ну что ж, прибавить к ним пришлось
Ещё десятка два.
Я представлял каштан волос,
Лазурь в глазах — а тут
Каштан какой-то рыжий, глаз —
Какой-то изумруд!

Вчера моих касалась щёк,
А заодно ушей.
Но ждал я всё же, признаюсь,
Касаний понежней.
Пополнить можно ли ещё
Её достоинств ряд?
Добавить нечего к нему,
Убавить только рад.

Медвежья грация во всём,
Подвижность валуна,
Жирафа шея, смех гиен,
Стопа как у слона.
Но — верьте! — я её люблю
(Хоть прячу страсть от всех):
«В ней всё, что я в ней видеть рад»,
Но слишком много сверх! [64]

Был светлый вечер, тишина,
Вдали смутнел туман;
Была та девушка стройна,
Несла свой гибкий стан
С предерзкой грацией она.

Хватило взгляда одного,
Улыбки, что лгала, —
Пошёл я следом. Для чего?
Она ли позвала,
Но я подпал под колдовство.

Плоды мелькали средь ветвей,
Цветочки напоказ,
Но всё не так с душой моей
В проклятый стало час.

Как бы сквозь сон меня достиг
Девицы голосок:
«Что наша юность? Всякий миг
С подарками мешок».
Я возразить не смог.

Пригнула ветвь над головой,
Достала дивный плод:
«Вкусите сока, рыцарь мой;
Я после, в свой черёд».