Роман Арбитман - Год литераДуры

Угадайте, в чем позарез нуждается регион, где транспортный коллапс стал нормой, доходы населения низки, детская смертность высока, a общая сумма задолженности перевалила за 45 миллиардов? Думаете, в команде кризисных управляющих? Вот и не угадали! Для полного счастья нужен новый источник патриотизма.

Мысль о том, что в нынешнем аховом положении губерния оказалась по причине недостаточной сознательности местного населения, бродила в начальственных головах еще с 2012 года, когда бывший мэр города (а ныне глава городского совета ветеранов войны, труда, вооруженных и правоохранительных органов) посетовал, что «труд стал непопулярным», и объявил, что «эту ситуацию надо менять». С порога отвергли заведомо пошлую и приземленную идею немножко улучшить условия труда и поднять средние зарплаты хотя бы до уровня Бразилии. Предложен был иной, более возвышенный вариант: повлиять не на желудок гражданина, a на таинственный внутренний орган, ответственный за гордость.

Как это сделать? Элементарно, Ватсон: надо открыть новый музей. Нет, боже упаси, не художественный — он и так уже есть с 1885 года. И не краеведческий, который существует в Саратове тоже почти 130 лет. Региону не хватает, представьте, музея Трудовой Славы! «Нам есть, чем гордиться, и на чем воспитывать трудовое поколение», — заметил экс-мэр. A глава Комитета общественных связей и национальной политики области веско добавил, что воспитывать молодежь надо на примерах. В смысле на музейных экспонатах.

В отличие от всех прочих региональных задач, эта, музейная, решилась быстро — в два арифметических действия. Сперва была проведена операции вычитания, в ходе которой здешние бизнесмены вкупе с бюджетниками почти добровольно (вслух никто не жаловался) расстались с некоторыми личными денежными средствами; затем наступила горячая пора умножения, когда на место предстоящего музея свозили технику, рыли котлован и вбивали сваи. Сам руководитель региона посещал стройку и отеческими пинками подгонял людей в строительных касках, напоминая о сроке сдачи объекта.

Уже был готов фундамент и началось возведение стен, уже церемония открытия была вписана во все планы, a спичрайтеры потихоньку начали составлять черновики речей первых лиц губернии. Уже строители намекнули, что собранных денег не хватит, и им стыдливо отстегнули еще 30 «лимонов» из областного бюджета… И вот когда, наконец, до открытия экспозиции осталось всего ничего, телезрители обнаружили на экранах бегущую строку: дескать, граждане дорогие, скорее несите к нам сюда кто что найдет y себя на чердаках и в подвалах. После чего стало очевидно: кладезь трудовой доблести скорее пуст, чем полон. Или, говоря по-простому, y будущего музея нет нужного числа экспонатов.

Если вдуматься, это глубоко символично. В реальном мире музеи возникают, когда есть что показать. В перевернутом, насквозь заидеологизированном мире внешний императив оказывается главнее внутренних потребностей, и тогда музей может возникнуть просто ради цифры в квартальном отчете. Охотно верю, что фонды Трудовой Славы заполнятся ударными темпами: собрать в кучку высохшие снопы, выцветшие кумачовые лозунги, картонные макеты паровозов и гипсовые бюсты первых секретарей обкома КПСС — дело нехитрое. Проблема в том, что этот исторический паноптикум не способен пробудить ничего, кроме сожаления. Какая уж там гордость! Можно обклеить десяток музейных залов портретами победителей соцсоревнования за четырнадцать последних пятилеток, но мы знаем результат: СССР проиграл соревнование с Западом, и это исторический факт.

«Песок — неважная замена овсу», — говорил персонаж О'Генри. Ностальгия по «совку», пусть и возведенная сегодня в ранг государственной идеологии, — никудышный строительный материал. Даже если музеи Трудовой Славы, подобные нашему, вырастут по всей России, как грибы после дождя, это не вернет СССР из небытия. Мы, правда, можем таким способом изготовить мумию СССР. Только вот зачем нам вторая мумия? И с первой-то неясно, что делать.

В одном из райцентров Саратовской области недавно случилось происшествие: мужчина и женщина, не состоявшие в официальных отношениях, вместе упали с балкона. При этом они были, как бы сказать помягче, не вполне одеты. Поскольку этаж был третий, пострадавшие отделались легкими травмами, совместимыми с жизнью.