Наталья Дмитриева: Вино для волшебника

Гильом откашлялся. Во время своих путешествий по разным странам он много чего наслушался, и умного, и глупого, но сейчас почему-то все позабыл. В рыцарской голове крутились какие-то непонятные слова, обрывки фраз, голос волшебника Хе-хе назойливо зудел где-то в районе правого виска: «Мудрость! Скажи мудрость!», а потом поднялась такая кутерьма, что отважный рыцарь с трудом мог вспомнить, как его зовут.

— Хозяин, быстрее, я умираю! — напомнил Викинг.

Гильом выпрямился, выпятил грудь, сделал шаг вперед и громко произнес:

— Бить, бить и… еще раз бить!

Медный таз жалобно тренькнул, словно в нем струна лопнула, повернулся на бок и вывалил на песок огромную черную жабу. Рыжий конь схватился за голову и плюхнулся на собственный хвост. Гиль пожал плечами и попробовал еще раз.

— Рыцарь рыцарю цепная собака!

Тазик снова тренькнул. На этот раз жаб в нем оказалось две: желтая и серая. Они дружно квакнули, глянули на рыцаря выпученными глазами и покрутили лапками у висков. В ответ Гильом развел руками.

— Я воин, я не мудрец…

Викинг ужасно расстроился. Он попробовал полизать жаб, но они оказались сухие и жесткие, как наждак, и только разодрали ему язык. Между тем тазик вскочил и побежал дальше, как ни в чем ни бывало, отважный рыцарь пошел за ним, и бедному коню пришлось встать на ноги и плестись следом. Не оставаться же одному в пустыне, в самом деле! У него еще была ма-а-аленькая надежда, что хозяин одумается и вернется домой, но Гильом шагал вперед и даже не оглядывался, и перья на его шлеме по-прежнему гордо колыхались, хотя и выгорели все на солнце.

Так они шли и шли, взбираясь на песчаные кручи, а потом скатываясь с них вниз, а пустыня все не кончалась, и солнце висело над головой, как приклеенное. У тазика оплавились его медные бока, рыцарский нос покраснел и облупился, а с Викинга даже пот перестал идти, и его рыжая шкура совсем задубела. Ему мерещились корыта, кадки и бочки, до краев наполненные водой, над ними кружилось белое облако и пищало:

— Вода, вода, холодная вода!

Викинг потряс головой, но видение не исчезло. Из облака, чихая, вылез странный человек. Одет он был в собственные вьющиеся волосы, которые спускались до самых пят, в волосах звенели маленькие бубенчики, какие в Подгории привязывают на шею коровам, чтобы не потерялись. Другой одежды на нем не было. В руках человек держал зеленый сосуд: то ли кувшин, то ли бутылку необычной формы.

— Вода, вода! Попробуйте воды! Она такая холодная, что вы перестанете чувствовать свои зубы, и такая сладкая, что с ней и сахар не сравнится! Вода, вода! — Человек подскочил к путешественникам и заколыхался, как занавеска на сквозняке, хотя никакого ветра не было. — Кто здесь умирает от жажды? Вода, вода! Берите воду!

Отважный рыцарь дернул зазевавшегося Викинга за уздечку.

— Не обращай внимания, это пустынный мираж. Когда семь дней не пьешь и не ешь, еще и ни такое почудится. Вот мне тридцать пятый муж кузины Берты рассказывал…

— Вода, вода! — мираж вцепился в пышный конский хвост и затряс своей бутылкой. — Холодная вода, сладкая вод…

Викинг, у которого было отвратительное настроений, дернул хвостом, и назойливое видение ласточкой улетело за ближайший бархан.

— Не обращай внимания, — повторил Гильом, ласково потрепав по шее расстроенного коня. — Пустынь без миражей не бывает. Другое дело, когда ты не в пустыне, а все что-то мерещится. Мой дедушка Доминик как-то раз вышел погулять и увидел в небе черного ангела. «О небожитель, какую весть ты мне несешь?» — воскликнул дедушка, а ангел ему в ответ: «Каррр!» Разве ангелы так отвечают? Конечно, нет. Это была обычная галлюцинация…

За спиной у рыцаря послышались сдавленные всхлипы. Назойливый мираж сидел на конской спине и плакал горючими слезами.

— Бедный, бедный дедушка, бедный Доминик! Как мне его жалко! Ах, как мне его жалко! — причитал он, утираясь волосами. — Бедный, бедный, бедный!

— Что это ты моего дедушку так жалеешь? — удивился Гиль, позабыв, что с миражами не разговаривают.

— А как мне его не жалеть? Ведь я и есть твой дедушка! Все думали, что я давно умер, а меня злой колдун в пустыне заточил, уже тридцать лет здесь держит… Никто меня бедного не пожалеет, ласковым словом не приветит, только и слышу: «Чур меня! Пошел прочь! Отстань, назойливый мираж!..» Мне же обидно!

— Что-то ты на моего дедушку Доминика не очень похож, — засомневался отважный рыцарь. — Дедушку моего десять лет назад зеленые чертики насмерть защекотали, или ему это привиделось, как обычно… Врешь, небось, что ты мой дедушка?