На третий день после Пасхи, гуляя по Каховке, я встретил того самого соседа, который по милости Цезаря зимой всю ночь проторчал на крыше своего же собственного сарая. Дмитрий Иванович на радостях затащил меня в какую-то местную забегаловку, чтоб попотчевать кружкой-другой здешнего светлого пива. Скажу тебе сразу, мой друг Василий, что разливное пиво в вашей героической Каховке не очень-то и важное, и, я бы даже сказал, никудышнее. А если быть предельно откровенным, то таким мерзким пойлом меня ещё ни разу в жизни нигде и никогда ранее не угощали! Ну, чуть-чуть получше выдержанной ослиной мочи. Больше девяти кружек этой гадкой, противной, кислой бурды я так и не смог за один присест «оприходовать».
– Ой, Стёпа! И везде-то ты побывал, и всё-то ты перепробовал! – восторженно польстил я приятелю.
– А как же! В этом деле я большой специалист! – самодовольно усмехнулся Степан, так и не заметив неприкрытой иронии в моих словах. – Так вот! Уже после пятой кружки Иванович основательно «окосел» и рассказал мне много чего интересного из интимной жизни семейства Ребусов. Как выяснилось из нашей беседы, он очень близко дружил с моим незлобивым покойным тестем. Вячеслав Генрихович был маленьким, тихим, невзрачным, но трудолюбивым бухгалтером небольшого районного АТП. Он был выходцем из большой, многодетной семьи обруссаченных немцев, которые попали в Украину ещё при Екатерине Великой. Правда, вся его многочисленная родня обитала где-то в Казахстане, куда её насильственно выселили уже в Сталинские времена. В свое время женитьба низкорослого серенького бухгалтера на писаной красавице Наденьке вызвала оживлённые сплетни и пересуды в Каховском районном центре. Строились различные версии вплоть до того, что Ребус является тайным миллионером, соблазнивший родителей прекрасной девушки дорогими и щедрыми подношениями. Как бы там ни было, но молодые жили счастливо и в достатке, воспитывая в любви и заботе свою единственную дочь Любашу. Лишь изредка Генрихович, перебрав своего любимого «Таврийского» коньяка, слёзно жаловался другу, что так и не познал в супружестве истинного наслаждения от интимной жизни. Надежда Макаровна оказалась женщиной холодной и абсолютно равнодушной к сексуальным забавам, и под всяческими предлогами пренебрегала исполнением своего супружеского долга.
Неудивительно, что через двадцать лет кажущийся со стороны крепким и счастливым брак неожиданно дал глубокую трещину. У Генриховича произошла служебная любовная интрижка с новой разбитной секретаршей родного АТП. Как ни старались любовники хранить в тайне свои близкие отношения, но нашлись «добрые» люди, и Макаровна узнала о подлой и коварной измене своего неверного супруга. Разразился громкий публичный скандал с привлечением разъярённой родни и возмущённой общественности. Развратницу-секретаршу с треском уволили, а морально неустойчивого главного бухгалтера призвали к ответственности по профсоюзной и партийной линии. Вячеслав Генрихович прилюдно покаялся в содеянном и клятвенно пообещал, что впредь ничего подобного с ним ни при каких обстоятельствах больше не повторится. В конце концов, супруги примирились, и полуразрушенный брак все-таки удалось сохранить.
Страсти, вроде бы, улеглись, но перенесённый Макаровной стресс и глубокие переживания, нежданно-негаданно пробудили в ней истинную женщину. То, что столько лет дремало в тайных недрах души и тела давно созревшей красавицы, обильным и бурным потоком неожиданно выплеснулось наружу. Сначала Владислав Генрихович был приятно удивлён такому необычному и яркому проявлению сексуальности своей благоверной. Он был просто в восторге от сказочного превращения «бесчувственного бревна» в любвеобильную, пылкую и страстную любовницу. Однако со временем всё это стало его заметно утомлять, раздражать и чрезмерно нервировать. Надежда Макаровна всегда слыла заботливой женой, отличной хозяйкой и искусной поварихой. Лично для меня, борщ, сваренный моей бывшей тёщей, навсегда останется непревзойдённой вершиной и апогеем кулинарного искусства! Но за свою самоотверженную заботу Макаровна стала требовать от мужа неукоснительного исполнения супружеского долга не только по утрам и вечерам, но также и во время короткого обеденного перерыва. Тесть прямо на глазах слабел, хирел, чахнул и таял. Визиты к врачам, знахаркам и экстрасенсам лишь на какое-то время поддерживали его иссякающие скудные силы. Через три года после фатальной интрижки с секретаршей, он, как впоследствии установили патологоанатомы, скоропостижно скончался от непомерного нервного и физического переутомления. Быть может, Дмитрий Иванович и злословил. Но, по его словам, безутешная вдова, покидая кладбище, оглянулась на могилу своего усопшего супруга, судорожно вытерла кулаком слёзы на глазах и, отчаянно махнув рукой, с нескрываемой досадою проронила:
Читать дальше