Ну и визгу же было! Морда зверюги в крови, не то в моей, не то в его собственной. Лапами в воздухе отчаянно мельтешит, глазища выпученные! Смотреть гадко и противно!
А тёща как заорёт на всю Каховку:
– Что ты наделал, изверг бессердечный! Моего маленького ангелочка зубиков навеки лишил!
– А я-то тут при чём? – начал испуганно оправдываться я. – Что ж вы своего ещё не оперившегося «птенчика» свежим творожком не кормите? Ведь у вашего «ангелочка» в организме явно кальция не хватает!
А Макаровна в нервном припадке как возопит:
– Отпусти, садюга, моего бедненького птенчика!
Слово тёщи – для меня закон! Я как держал Цезаря в воздухе за загривок на вытянутой руке, так и отбросил эту смрадную падаль куда-то в сторону. Ни «птенчик», ни «ангелочек», как оказалось, абсолютно летать не умели. Ну, разве что строго по вертикали вниз.
А тёща – в истерический крик:
– Изверг! Изувер! Живодёр! Маньяк! Начитался в детстве «Му-Му», а теперь зверствуешь!
И, хлоп, в обморок! У меня у самого кровь из ранок сочиться, а тут пришлось ещё и Цезаря-недоумка из колодца выуживать!
– Из какого ещё колодца?! – изумлённо воскликнул я.
– Да самого обыкновенного. Я ведь, не глядя, отбросил четвероного поганца вправо. А там колодец был, ещё прадедом Макаровны во времена Батьки Махно вырытый. Фатальное стечение обстоятельств! Хорошо хоть колодец не очень-то глубоким оказался: всего одиннадцать с гаком метров.
Когда тёщу с трудом откачали и отлили студеной водицей из ведрышка, которым Цезаря из колодца доставали, то её пришлось сначала вместе с соседом в ближайшую больницу везти. И только потом, вкупе со скулящими псинами, отправить на прием к местному ветеринару.
С тех самых пор и пошёл у меня с Макаровной полный разлад. Она после этого меня перед Любашей иначе, как Дуболомом, Тупицей и Недоучкой, не называла. И это ещё самые скромные прозвища из её язвительного скорпионьего арсенала! Тёща всячески поносила, оскорбляла и дискритинировала меня в глазах своей дочери.
– Дискредитировала, – осмелился поправить я рассказчика.
– И это, само собой разумеется, тоже, – грустно кивнул Степан. – И хотя Люба и говорила, что никогда не обращала внимания на вёдра помоев, выливаемых на мою буйную голову, но, видно, не только вода, а и грязь камень долбит. То есть, я хотел сказать, точит. Яд тёщи постепенно разъедал душу моей жены и то, что она не вернулась из Италии, всецело заслуга дражайшей мамулечки Наденьки. Она, впоследствии, мне лично так и заявила:
– Я бы тебе всё простила. Даже то, что Блюхеру пришлось конечность ампутировать. Но то, что Цезарю теперь до самой смерти придется лишь бульон и молочко лакать – вовек не прощу!
– Погоди! – совсем растерялся я. – Какую конечность? Какого Блюхера?
– Какую конечность? Да, конечно же, пятую. Ну, то есть хвост.
– Какой хвост?! – захлопал я веками моих карих глазёнок.
– Такой, какой обычно и бывает у породистой немецкой овчарки. А Блюхер – это кличка закадычного дружани Цезаря, – хладнокровно прояснил ситуацию Степан. – В своём собачьем детстве они из одной мыски парное молочко хлебали. В тот год, когда Макаровна овдовела, у её соседа, Бориса Савельича, ушла жена, забрав с собой трёх нажитых с ним в браке детишек. Вернее, забрала только дочь, так как двое их сыновей были уже вполне совершеннолетними и самостоятельными. На почве угнетающей скорби и щемящего одиночества ранее враждующие соседи постепенно сблизились и сдружились. Как-то после удачной торговли на рынке овощами со своих огородов, Макаровна купила себе породистого щеночка бульдога, а Савельич – цуцика немецкой овчарки. Но мне кажется, что отставного майора МВД жестоко надули на счёт чистопородности его воинственного воспитанника. Судя по морде Блюхера, где-то в каком-то колене в его родословную сунул свой наглый нос чрез меру проворный кобель сибирской лайки. Ну, не нос конечно, а сам знаешь что. Зачастую Надежда Макаровна и Борис Савельич совместно проводили вечера со своими подрастающими породистыми питомцами. И сошлись настолько, что в округе начали подозревать, что очень скоро безутешная вдова и коварно брошенный супругой молодой пенсионер счастливо соединятся в законном браке. Щенки фактически постоянно прибывали вместе, и, хотя они были и разных пород, но росли как будто родные братья. Можно сказать, не разлей вода. А хозяева, вместо того, чтоб воспитывать зверёнышей в строгости и послушании, чрезмерно баловали их и прощали им любые проделки, шалости и проказы!
Читать дальше