Люси Мод Монтгомери - В паутине

Джоселин увидела Хью, когда он вошел в комнату. Он выглядел старше, но на макушке, как обычно, торчала непослушная прядь темных волос. Джоселин поймала себя на мысли, что ей хочется пригладить ее. Кейт Мью, кокетничая, уселась рядом с ним. Джоселин всегда ненавидела и презирала Кейт Мью, урожденную Кейт Дарк – раньше она была уродливой смуглой низкорослой девицей, а теперь стала уродливой смуглой низкорослой вдовой с большими деньгами, которых оказалось больше, чем ей нужно. Выйдя замуж ради денег, – как презрительно отметила Джоселин – она имела на это право. Но непростительно вот так сидеть рядом с Хью и глазеть на него, как на чудо. Она знала, что Кейт однажды сказала: «Я всегда говорила Хью, что из нее не выйдет хорошей жены». Джоселин слегка вздрогнула и стиснула на коленях изящные руки, без обручального кольца. Она не жалела ни раньше, ни теперь о том, что сделала десять лет назад. Она не могла поступить иначе, только не она , Джоселин Пенхаллоу, в жилах которой текла доля испанской крови. Но она постоянно чувствовала какую-то отстраненность, и с годами это чувство усугубилось. Ей казалось, что она не принимает участия в жизни, что течет вокруг. Она научилась улыбаться, как королева, лишь губами, но не глазами.

Она увидела свое лицо, отражавшееся в оконном стекле рядом с Гей Пенхаллоу, и внезапно подумала, что постарела. Гей, несущая свою юность, как золотую розу, была так счастлива, так лучезарна, словно внутри нее полыхало пламя. Джоселин ощутила странный укол зависти. Все эти десять лет она не завидовала никому, живя восторгом самоотречения и некой удивительной духовной священной страсти. Но сейчас она почувствовала странную пустоту, словно ей подрезали крылья. Холод изумления и страха охватил ее. Напрасно она пришла на этот глупый прием. Ее не интересовал старый кувшин Дарков, хотя мать и тетя Рейчел обе хотели его. Она бы не пошла, если бы знала, что Хью явится сюда. А кто ожидал, что он придет? Разумеется, ему не нужен кувшин. Узнай она, что это не так, она бы презирала его. Без сомнения, ему просто пришлось сопровождать мать и сестру, миссис Джим Трент. Они обе сердито уставились на нее. Золовки, миссис Пенни Дарк и миссис Палмер Дарк, сделали вид, что не заметили ее. Джоселин знала, что все они ненавидят ее. Ладно, это неважно. В конце концов, разве можно обвинять их, учитывая тот урон, который она нанесла семейству Дарков? «Неважно, – рассеянно подумала Джоселин, – а что же важно?» Она взглянула на Лоусона Дарка с его крестом Виктории, приколотым на груди, – он получил его под Амьеном – сидящего в инвалидном кресле позади Стэнтона Гранди. Он был парализован уже десять лет – последствие взрыва снаряда. Взглянув на его жену, Наоми Дарк, с ее терпеливым измученным лицом и темными запавшими глазами, в которых все еще горел огонь надежды, что поддерживал ее жизненные силы, Джоселин изумилась, вдруг поняв, что странным образом завидует ей. Зачем завидовать той, чей муж, вернувшись с войны, не узнал ее и до сих пор не узнает? Относительно всего прочего его мозг работал нормально, но он начисто забыл свою невесту, на которой женился за несколько недель до отправки на фронт. Джоселин знала: Наоми живет верой, что однажды Лоусон вспомнит ее. А пока она заботилась о нем и боготворила его. Лоусон был в восторге от нее, как от сиделки, но воспоминания о внезапной любви и коротком медовом месяце покинули его. И все же Джоселин завидовала Наоми. У нее это было. Жизнь не стала для нее пустой чашей, какое бы горькое варево в ней не замешивалось. Даже миссис Фостер Дарк имела то, ради чего стоило жить. Хэппи Дарк сбежал из дома много лет назад, оставив записку: «Мама, я когда-нибудь вернусь». Миссис Фостер никогда не запирала двери на ночь, на случай, если придет Хэппи, и все знали, что она оставляла на столе ужин для него. Никто не верил, что Хэппи вернется – юный мерзавец несомненно был давно мертв, и слава богу! Но надежда поддерживала миссис Фостер, и Джоселин завидовала ей!

Она увидела Мюррея Дарка, пожирающего глазами Тору Дарк, довольствующегося единственным ее взглядом в ответ. Он предпочитает один из этих долгих, глубоких далеких взглядов Торы любому поцелую другой женщины. Неудивительно, что он любит Тору. Она – одна из тех женщин, в которых мужчины не могут не влюбиться, кроме разве что Криса Дарка, что разлюбил ее через шесть недель после свадьбы. Но не было и женщины, которой бы не нравилась Тора. Куда бы она ни входила, все присутствующие чувствовали себя счастливее. Она светилась жизнью, словно заботливая горящая свеча. Ее лицо сияло очарованием, не будучи красивым. Поразительное угловатое лицо, широко расставленные миндалевидные глаза, изящный изгиб губ. Она очень мило одевалась. Волосы необычного темно-каштанового цвета укладывала с ровным пробором, собирая в узел на макушке. В ушах – молочно-жемчужные капельки серег. Какой бы женой она могла стать Мюррею, если бы этот презренный Крис соблаговолил умереть. Прошлой зимой он подхватил двухстороннюю пневмонию, и все были уверены, что ему конец. Но он выжил, благодаря, без сомнения, верному уходу Торы. А Мэтью Пенхаллоу из Трех Холмов, которого все любили, и в ком нуждалась его семья, умер от своей пневмонии. Еще одно доказательство противоречивости жизни.