Антонина Глушко - Как я как бы забеременела (сборник)

Карабкаясь наверх, сумку волочил в руке, ботинок зажал зубами, опасаясь повторной потери супостата. Выбравшись наверх, присел на глинистую насыпь, на ощупь обулся и потащился вдоль траншеи, оступаясь и оскользаясь, к следующему «монстру», светившемуся в темноте многоглазо и коварно. Следующим номером была цифра одиннадцать, затем два… восемнадцать…

У Мишки от номерного беспредела, безысходности, голода и заброшенности закружилась голова. И тут весь район погрузился в беспроглядную темень, начисто лишив поисковика ориентировки на местности. Видать, кто-то выключил рубильник, обесточив «стадо» новостроя.

Дальнейшее продвижение становилось небезопасным. Можно запросто вновь угодить в очередной земляной провал. Всё же Мишка рискнул, и двинулся вперёд, но наткнулся на здание, больно шибанувшись о его шершавый угол. Отчего у батькиного костюма частично оторвало рукав, а галстук вернулся на место.

Мишка потрогал его, и подумал: «Хорошо, что галстук не потерял. А то бы мамка заругала. Она сказала: батя женился в нём, и он, Мишка, тоже будет жениться в этом галстуке».

Ныло от удара плечо, подошвы ног саднили от насыпанного в ботинки мусора. Сумка с оторванным ремнём выскальзывала из рук. От безысходности и заброшенности «икроносец» сел на кучу мусора и заплакал. С самого детства не плакал он такими жалобными слезами.

Его, тогда шестилетним ребёнком, родители не взяли с собою в соседнюю деревню на свадьбу к Розке, мамкиной младшей сестре, а оставили с бабкою.

– Мал ещё ездить по свадьбам, – сказали родители, чем до глубины души обидели пацана.

Тогда он горько и безутешно плакал. А бабушка сказала:

– Не плачь внучек, ты думаешь, на свадьбе интересно? Да ничего там хорошего нет. Вот вырастешь, женишься, и всё узнаешь сам.

Тогда слёзы быстро высохли, и он утешился.

А сейчас его никто не утешит. Сидящего на куче мусора, в чужом городе, в темноте, среди глубоких траншей и надолбов. И тут в окнах вспыхнул свет, сразу стало светлее и Мишка перестал плакать.

Встал, отряхнулся, решив прекратить напрасные поиски дома с цифрой пять. Присмотрев более-менее приемлемую тропинку, с опаской двинулся в сторону автобусной остановки, обозначенной в ночи уличными фонарями.

Он вновь приехал на железнодорожный вокзал. Выбравшись из автобуса, подоткнул на плече надорванный рукав и двинулся к зданию вокзала. Вспомнив о «Горячей еде и холодной воде», решил на всякий случай взглянуть на ларёк.

А вдруг? Но всё было по-старому. На окне красовалась «грамота»: «Пашла па дилам, преду черес пять менут». Изучив сообщение, Мишка грустно поплёлся в здание вокзала.

Все электрички в сторону его родного дома давно ушли, следующая – лишь завтра днём в одиннадцать часов. Он подошёл к свободному креслу в зале ожидания и устало опустился в него, не заметив, как рядом сидевшие пассажиры шарахнулись в сторону. Не до того было.

Мишка умирал от голода. Не шутка, целый день на ногах и ни крошки во рту.

Есть хотелось так, что кишки выворачивало наружу. Завёрнутые в газету нетронутыми три круто сваренных яйца, положенных мамкой, и ломоть хлеба притягивали его сильнее, чем магнит железо.

Поставив сумку с оборванным ремнём на колени, отряхнул её от мусора и глины, расстегнул замок, и только сейчас вспомнил о гостинце Кузьмича Находкинскому куму. Это был полуметровый отлично закопчённый жирнущий лосось. У Мишки потекли слюни, так ему хотелось есть. Ножа у него, естественно, не оказалось, оторвать голову руками, либо хвост у великана, вряд ли удастся. Мишка решил голову зверя отделить простым древним способом – отгрызть зубами.

Только разинул рот, нацелившись на лакомство, которое держал перед собою обеими руками, как услыхал:

– Предъявите ваши документы.

Мишка так и остался сидеть с рыбиной в руках и разинутым ртом, приготовившись вонзиться голодными зубами в загривок лосося. Перед ним стоял милиционер с «добрыми» глазами и увесистой дубинкой в руках, которой выразительно похлопывал по своей ладони.

Проверив паспорт у парня, не ушёл, а спросил: каким, дескать, образом тот оказался на вокзале, и почему в таком непотребном виде сидит в кресле зала ожидания.

Пришлось «икроносцу» в урезанном варианте поведать милиционеру свою «одиссею».

– Пошли со мной, – сказал милиционер, опуская дубинку.

– Вы меня арестовываете?

– Поужинаешь нормально, – человеческим голосом сказал страж порядка. – У нас есть хлеб и сладкий чай.