Лион Измайлов - Дорогие мои

Они сказали:

– Надо, чтобы и дальше стояла при таком водителе.

И поскольку экзамен был сугубо объективным, права мне всё-таки выдали.

В общем, вожу я год. Пока мы в Кимрах ходили на рынок, колесо моей машины спустило окончательно. Поменяли колесо, поехали дальше.

В Кимры однажды ездил мой друг, Лёня Хавронский, за обувью. Кто-то сказал ему, что там, в Кимрах, есть магазин под названием «Теремок», в котором продают туфли по 2–3 рубля. Магазин при обувной фабрике и слегка бракованные туфли сплавляли в этот магазин.

Вот они с женой и поехали ради экономии. В первую поездку купить туфли не удалось – «Теремок» был закрыт. Но зато им удалось сесть под Кимрами в грязь и их за пять рублей вытаскивал из грязи трактор.

Тракторист предупредил:

– Будешь снова ехать – позови меня, за 3 рубля перетащу.

В следующий раз Хавронский решил сэкономить на тракторе и заехал в грязь так, что снова пришлось платить 5 рублей, чтобы вытащили.

Зато магазин был открыт. Они накупили детям туфель и ботинок по рублю, по два.

И себе Хавронский в полутьме магазина выбрал шикарные меховые ботинки за 5 рублей. Новые они стоили тридцать пять.

Когда ехали назад, их снова вытаскивал трактор. Но Хавронский все равно радовался, потому что 5 рублей – это не 35.

Радость была недолгой. Когда он дома развернул бумагу с ботинок, они ему понравились меньше, чем в темноте магазина. Один ботинок был коричневый, а второй – черный. Менять их он не поехал, а подсчитав, сколько он истратил на бензин, вообще расстроился.

Подъезжали мы к речке Медведице уже в Калининской области. И навстречу нам на мотоциклах трое знакомых Геннадия Андреевича. Они ехали в деревню Горицы. Ребята помоложе Геннадия – два брата Серега и Лёха и их дружок Матвей.

Они сказали, что дорога дальше хорошая – ехать можно. А совсем недавно река разлилась, и на мосту стояло 6 тракторов, чтобы мост не снесло. Мост мы проехали благополучно.

Дальше дорога шла по берегу, слева – речка, справа – лес. По реке байдарки. Красота такая – хоть останавливайся, ставь палатку и живи здесь.

А впереди лужа, но дорога вроде хорошая, можно ехать. Дорога хорошая, а шофер я плохой. Вот мы и ухнули в лужу. Там же не заметно, что под водой. Оказалось – яма. Вот мы и попали в эту яму колесами. Руки и ноги у меня от страха отнялись, но мы выехали из ямы. Закурили, поехали дальше. Теперь уже ничего не страшно.

Геннадий Андреевич говорит: «Проедем».

И я ему верю. Поскольку он специалист, правда, в области металлургии. Что хочешь может отлить в металле. А в позапрошлом году доклад делал на симпозиуме литейщиков. Потом стал председателем кооператива, и уже не до докладов.

Он, кстати, и не собирался руководить кооперативом. Да и жена Галя была против. Но все жильцы выбрали Геннадия Андреевича. У него энергии на три кооператива и на две семьи. А у него всего один кооператив и одна семья.

И одна работа. А после всего этого он может поехать в Текстильщики к друзьям и просидеть всю ночь за преферансом.

Он в нашем будущем доме занимается переселением, въездом, ордерами, собирает деньги и сам ремонтирует водопроводные краны, хотя делать этого не обязан.

Собирается выгнать лифтёршу Люсю. Потому что она недавно увидела у своего лифта артиста Михаила Державина и долго вспоминала, где она его видела и откуда она его знает. И даже спросила Державина:

– Мы с вами случайно в техникуме не учились?

– Нет, – сказал, потупясь, Державин.

– А, значит, мы с вами работали на одном предприятии.

Михаил Михайлович ей не поверил, поскольку никогда в жизни ни на каком предприятии, кроме театра, не работал.

– Люся, – протянула лифтёрша руку для знакомства.

– Миша, – скромно ответил Державин и добавил: – Державин.

До лифтёрши дошло, откуда она знает Мишу. Это знакомство так её потрясло, что она выключила лифт с едущим в нем Державиным и стала звонить подруге:

– Нина, скорее ко мне, у нас Державин в лифте сидит! Поэт знаменитый.

Державин просидел в лифте минут пятнадцать, пока на него не посмотрели Нина с Люсей.

Поэтому Геннадий Андреевич решил её уволить.

Когда едешь по дороге не один, естественно, разговариваешь. А когда едешь с новыми знакомыми, поговорить есть о чем.

Столько к сорока годам собралось историй. Это мне 40, а Геннадию Андреевичу, как я уже говорил, – 38. А его жене Гале – 25.

Мы так решили – 25. Может, ей и больше, но для нас – 25, не больше.

Они учились вместе в институте. Только она на два курса ниже. И вот так странно получилось, что ему – 38, а ей —25.