Еще обязательным блюдом шел холодец. И вот, когда мясо разваривалось, мама сливала бульон через марлю в миски и разбирала мясо на кусочки. И среди костей были эти самые «альчики». Это округлые косточки в суставах. Она обмывала их и отдавала мне, и в придачу еще пару мослов.
Это игра наподобие игры в кегли. Так же расставляешь округлые косточки в линию на расстоянии друг от друга, отходишь и кидаешь в них мосол. Кто больше «альчиков» собьет, тот и выиграл.
Наигрались в «альчики» – Сережка победил, поиграли с заводным железным роботом. Опять развалились на полу перед телевизором.
– Маам! Ну, скоро ужин? Есть охота! – крикнула я ей из комнаты.
–Сейчас, сейчас! – У нее всегда после «сейчас» еще полчаса проходило.
– Маринка! – крикнула мама из кухни. – Пусти Таньку.
Танька выбегала на улицу, а когда возвращалась, подходила к окну на кухне и мяукала, просилась.
Я побежала, открыла ей дверь. Она зашла, потрясла лапами, встрепенулась всем телом, стряхивая снег с шерсти и запрыгнула в коробку к котятам. Те проснулись, замяукали и полезли к мамкинам соскам, смешно расталкивая друг друга. Мы сидели рядом и наблюдали за ними.
– Интересно, а какое у нее молоко? – спросила я так, между прочим.
– Не знай,– пожал плечами брат.
– Не, ну, у коровы знаю, у козы знаю. А у кошки вот – какое?
И тут нам в голову обоим пришла одна и та же мысль. Мы посмотрели друг на друга.
– Давай попробуем, – предложил Сережка.
– Давай, – поддержала я.
Котята уже опять спали, довольные и сытые. Я достала Таньку из коробки. Положила ее на пол, повернула на бок.
– Давай ты первый, а я подержу лапы, чтобы не оцарапала, – сказала я.
Сережка разгладил в стороны шерсть вокруг одного соска и прижался губами.
– Тьфу, – отплюнул он шерстинки и опять прижался к соску.
Танька бешено вращала глазами и пыталась вырваться. Но держала я ее крепко и она от бессилия стучала хвостом об пол. Брат там что-то чмокал, чмокал.
– Ну, что? – в нетерпении спросила я.
– Да ниче нет, – он пожал плечами.
– Дай я теперь, ты не умеешь, держи Таньку! Смотри как надо!
Теперь брат держал кошку, а я пристроилась к тому же соску, что и брат. Аккуратно губами почмокала сосок. Ничего. Еще раз. Опять ничего.
Если бы Танька могла говорить, она бы крыла нас таким трехэтажным матом, но вместо этого она нервно утробно мяукала.
– Маринка! – опять донеслось с кухни. – Что Танька орет?
Мы отпустили кошку, она опрометью бросилась под кровать.
– Ничего! – крикнула я в ответ.
Мы посмотрели с Сережкой друг на друга. На щеках и губах у нас залипли шерстинки. Мы вытирали лица друг друга и тихо хихикали. Потом был вкусный сытный ужин.
А потом Танька долго нас стороной обходила.
«икра, клубника, городские»
Я всегда ждала лето! Как в песне: «лето – это маленькая жизнь». Точнее и не скажешь. Помимо всяких разных проделок, купания и прочего, я его ждала, чтобы поехать на целый месяц в гости, в Оля́, к своей любимой бабулечке и отцу.
Но как бы я их не любила, первые три дня для меня были адаптивными: днем все хорошо, а ночью в тишине раздавалось мое тихое поскуливание «хочу к маме». Но там у меня была подружка Ленка и ровно через три дня я уже не рвалась домой, а вместе мы распрекрасно шарахались по селу в поисках приключений. Конечно, они были не такие бедокурные, как дома, но все же.
Когда приезжала я, за следом приезжала моя тетушка (старшая дочь бабули) со своими тремя внуками. Я им доводилась тёткой. Хотя племянник был на год меня старше, одна племянница – одногодка, а вторая на четыре года младше. Уживалась я с ними не очень.
– У, городские, понаприехали, – косилась исподлобья я на них.
Чем они мне насолили? Да ничем. Просто они жили по расписанию и всегда под присмотром, и в воспитательных целях тётушка пыталась и меня под это подвести.
Представляете, босоногую вечно чумазую, загорелую (дочь степей все-таки) деревенскую девчушку заставить спать в обед (с этим вопросом с самого садика была беда – боролись, боролись, а потом смиренно ждали, когда я вырасту и покину сие премилое заведение), мыть руки, ноги, особенно пятки, расчесываться. Да какая это жизнь!? Казарма и только. А они были такие белокожие (даже летом), всегда чистые и причесанные, такие воспитанные, даже носами не шмыгали и не размазывали сопли по всей физиономии локтем.
И я, домовенок Кузя. Я и тётушка прямо два персонажа из этого мультфильма, я – Кузя, а она – Девочка, которая пыталась привести его в порядок. Бабуля и отец в эти воспитательные потуги никогда не встревали – ученые уже были. Мы с ней противостояли честно – один на один.
Читать дальше