Георгий Апальков - Утренний приём пищи по форме номер «ноль»

Мы предвкушали праздник. Да, мы знали, что это будет худший Новый год в нашей жизни. Но всё-таки он будет, и всё-таки это будет самый настоящий Новый год: с мандаринами, оливье и президентом по телеку. Как в детстве. Точнее – как в извращённой и фантасмагорической версии детства, где все мы будем семьёй из сотни воняющих мокрыми тряпками лысых детей, а фигуру отца нам заменит ответственный по подразделению, которому придётся провести завтрашнюю ночь с нами. Всем прочим же родственникам суждено было остаться за кадром этой картины торжества.

Предвкушал праздник и Грешин. Сам он, конечно же, должен был встретить его дома, в кругу семьи. Но чтобы он смог со спокойной душой сделать это завтра, сегодня ему нужно было сделать всё безукоризненно, руками своих подчинённых. Во время обеда мы стали свидетелями того, как одни из таких рук сделали что-то, что Грешина раздосадовало. И мы впервые увидели прапора в настоящем гневе: горячем и необузданном. Суть дела прошла мимо наших глаз и ушей. Зато не ускользнул от нас подзатыльник, который Грешин отвесил солдату-повару с многозначительным звуком «дзыщь!» От такого «дзыща» шапка солдата сначала хотела слететь с его головы, но потом голова сказала: «Постой, давай вместе, уи-и-и!», – и на пару с шапкой спрыгнула с плеч рядового, укатилась куда-то за линию раздачи и так и лежала там, пока прапорщик Грешин не разрешил безголовому телу отправиться на её поиски.

В бане, после обеда, мы привели себя в порядок. Отмыли недельный пот с яиц, пропарили кожу под горячей водой, потёрли мочалками спины. Нас упаковали в новое нательное бельё, и теперь наши тела выглядели как румяные новогодние подарочки.

Дальше нам раздали телефоны без каких-либо дополнительных инструкций. Народу в учебной роте прибавилось: если сначала нас было двадцать два, то с течением времени к нам присоединилась ещё куча людей, и теперь нас было ровно сто человек. Разумеется, нас разделили на три взвода, чтобы нами было удобно командовать. И вот уже не один, но три роя пчёл получили телефоны и принялись жужжать в них наперебой, забившись в самый просторный из учебных классов. Говорить с домом в таких условиях было сложно. Разобрать, что говорит дом – тоже. Когда я пытался поздравить мать с наступающим, она всё пыталась что-то мне рассказать про какое-то видео.

– …пв…в…эт…видео…пр…щк…пзв…

– ЧЕГО?

– …прап…щк…ваш-ш-ш…прос…ВИДЕО…зп…ст…

– А? АЛЁ? КАКОЕ ВИДЕО?

Всё прояснилось только перед ужином, когда мы стояли в столовой фронтом на телевизор и ждали приглашения пройти по раздаче. Но вместо приглашения прапор велел нам ждать и не пиздеть, пока он что-то там настраивает в телеке руками рядового Бруса.

– Господи, ну чё там Бъус, а? Чё, высшая математика, флешку воткнуть?

– Да щас, товарищ прапорщик, тут это… щас оно, всё прочитает.

Брус припотел. Ему очень не хотелось, чтобы его голова вместе с шапкой убежала с плеч от прапорского подзатыльника.

– Всё, товарищ прапорщик! Теперь только на «Плей» нажать.

– Ну ты погоди, дай я им ъасскажу хоть. Итак, товаъищи солдаты. Ваши мамы пъоявили матеъинскую инициативу и пъислали мне видеопоздъавления для вас. С наступающим и всем пъочим. Ъядовой Бъус всё это дело смонтиъовал так, как только он это умеет… Охуительно ведь смонтиъовал, ъядовой Бъус?

– Так точно, товарищ прапорщик. Хорошо смонтировал.

– Ну вот, значит, Бъус пикчеъз пъедставляет. Надеюсь, никто не пъотив, если ужин сегодня немного задеъжится?

– Никак нет! – ответили мы.

– Вот и хоъошо. Включай.

Брус включил. Каждый бритый затылок в строю, видя поздравление в свою честь, чуть вздрагивал и вертелся, как бы стараясь не утонуть в сантиментах и не захлебнуться ими. Была там и моя мать, и я наконец понял, про какое видео она пыталась мне втолковать. Все матери были там. Все, кроме матери Батонова, которой не было в принципе. Ни матери, ни отца, ни бабушек с дедушками, ни братьев, ни сестёр, ни дядь, ни тёть – никого.

– Твоя мамка чтоль? – хмуро спрашивал Батонов Тихонцева.

– Ага, – отвечал Тихонцев, не отрывая взгляда от экрана.

– М-м. Ну ничё. Нормальная.

А потом мы стали ужинать.

На следующий день прапорщик Совин сменил прапорщика Грешина на посту ответственного. Совин и должен был встретить с нами Новый год. Всю первую половину дня он напрягал нас всякой горькой ерундой, чтобы праздник показался нам слаще. Ближе к вечеру мы расставили на ЦП столы.

– Ты, кстати, знаешь, что ЦП на сленге задротов в интернете – это «Чилдрен Порн» или как-то так, – сказал какой-то толстяк, с которым я тащил стол.